– Любовь – сложное понятие…

– Ты запутался, приняв простое за сложное, низведя любовь до понятия… Что случилось с тобой?

– Как ты не понимаешь, Си, нельзя позволить себе заблудиться, потакая эмоциям, страстям и инстинктам! Нельзя! Но именно так, отрешившись от всего, что затуманивает путь, человек становится беспристрастным и начинает видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, видеть корень проблемы, видеть цель – и в итоге появляется надежда когда-нибудь всё-таки достичь её!

– Да ты действительно одержимый! – выдохнул Алек.

– Я же говорю: человечество на краю пропасти! И свалится оно туда, как орава съехавших с катушек леммингов, или расправит крылья и полетит – зависит от того, кто встанет во главе. Выхода нет: кто-то должен решиться. Но не властолюбец, не тиран, не параноик, и тем более не слюнтяй, а человек свободный от иллюзий и ясно представляющий цель!

– Послушайте, а не кажется ли вам, что, нападая на Марти и преследуя его, мы совсем заблудились? – Санни заговорила мягко, но решительно. – Мы и так до сих пор рассуждали о том, чего не понимаем до конца, а теперь и вовсе…

– Ну… Может, ты и права, – с неохотой согласился Алек. – Может, действительно не имеет смысла продолжать эту словесную карусель.

– Что ж, время рассудит, – не стал спорить и Март.

И возникла пауза – зияющий отчуждённостью провал без страховочных тросов вздохов и переглядок, где каждый сам по себе пытался осмыслить услышанное, – пауза, которой, впрочем, Март не дал затянуться.

– А знаете, – он хмыкнул, – рассматривая мир со всех сторон, я обнаружил в его функционировании одну особенность – некое условие, пронизывающее все без исключения аспекты бытия: чтобы получить – необходимо отдать, чтобы сдвинулось что-то, изменилось – необходима жертва. К примеру, вы не замечали, что, двигаясь к цели, каждый из нас неизбежно чем-то жертвует: временем, здоровьем, семьёй, мечтами, принципами, честью, совестью… И чем значительнее требуется изменение, тем масштабнее необходима жертва…

– Приберёг бы подобные выкладки для… – начал было Алек, но Санни не дала ему развить мысль:

– Ну а как же любовь? Её тоже необходимо принести в жертву?

– Произнося слово «любовь», люди плохо представляют себе, что это такое…

– И всё же?

– Расстаться с очередной иллюзией – лучше, чем страдать и бесконечно наполнять слезами треснувшую чашку. Привязанности делают человека слабым и зависимым.

– А друзья? – насупился Алек. – Они что – тоже ослабляют «сильного человека»? Воду твою пьют, солнце тебе загораживают?

– Ну, суть-то в общих чертах ты уловил, – слова Марта источали сарказм, – однако всё свалил в одну кучу, получив э-э… не слишком удобоваримое блюдо. Обиделся? Зря. Ты сейчас похож на падишаха, готового отрубить голову гонцу, который принёс неприятную весть о том, что горы всё ещё намного превышают рост Его царского величия, «простирающего длань свою над миром», а солнце всё так же встаёт без спросу, вопреки подписанному «Светлоликим, чей взор затмевает дневное светило» указу.

– Иди ты к чёрту, со своим падишахом! Разве дружба не делает человека сильнее?! Разве любовь не делает его прекраснее?!

– Самоотверженная и безусловная дружба? Любовь? Красивые сказки! Парадные рамки для группового портрета! Человеком управляют силы более мощные, через которые не в состоянии переступить ни его рассудок, ни его воля. При определённых обстоятельствах эти силы способны подавить (да что там – напрочь смять!) и дружбу, и любовь… Если не отрицать с тупым упрямством сей непреложный факт, то начнёшь наконец рассматривать привязанности в их реальном ключе, не ожидая проявления несвойственных им чудес!

– Значит, через дружбу ты всё-таки готов переступить?! И через любовь?! И через другие «незначительные» «рамки» и «сказки»?!

– Да что ты так вцепился в эти примитивные клише, которыми до краёв забит «богатый внутренний мир» наивных дурачков? – вспыхнул раздражением Март. – Ведь ты совсем не идиот, и в глубине души, я уверен, всё прекрасно понимаешь! – и запнулся, различив в лице Алека кое-что ещё, кроме исказившего его гнева, а различив, растянул губы в подобие улыбки, хотя глаза его не смеялись – глядели пристально, не мигая: похожее выражение можно увидеть на морде змеи, перед тем как вонзятся в жертву ядовитые зубы. – Ага, понимаешь… – кивнул. – Ты вот задал вопрос – но уверен ли, что хочешь услышать ответ прямым текстом? Вижу, что нет! А знаешь почему? Да ты просто чертовски боишься своего понимания! Ты споришь со мной, отрицая очевидное, вовсе не потому, что слепец или дурак, нет – ты трус, неспособный к решительным действиям, да и споришь ты в действительности не сомной, а с собственным малодушием, нападая на него и тут же оправдывая «объективными причинами»! Правду сказать, ты не один такой: даже среди истинных интеллектуалов далеко не каждый способен добровольно отказаться от розовых очков… А знаешь, – Март прищурил глаз, – я готов помочь тебе избавиться от них! Совершенно бескорыстно! Друзья должны помогать один другому, ведь так?!

– А ты их мне надевал, очки эти, чтобы теперь – «помочь»?! – набычился Алек и качнулся к Марту, кулаки его сжались.

– Ребята! Ребята! Ну что вы сцепились? – поспешно встала между не на шутку раззадоренными спорщиками Санни. – Марти вовсе не хотел никого обидеть! В чём-то я и сама готова с ним согласиться! Но его же так долго не было, и мы безумно соскучились, правда? Марти, расскажи нам о своих приключениях! Нам всем так любопытно!

– Любопытно… – проворчал Алек, отступая. – Любопытно, в каких таких приключениях он разбил свои «очки»… Ведь когда-то ты рассуждал совсем по-другому! А? Марти?