Скорее! Скорее! Скорее!

И — успел! И — запрыгнул!

Теперь бы ещё долететь…

Волновался о том, долетим ли до своих, совершенно напрасно. Точнее — преждевременно. Перво-наперво нужно было взлететь, а самолёт оказался слишком удобной мишенью, чтобы по нему мазали даже в ночном мраке. По левому борту застучали винтовочные пули, угодила куда-то ближе к хвосту очередь в полдюжины патронов; кто-то вскрикнул, кто-то выругался.

И — катим, катим, катим, подпрыгиваем на неровностях, никак не взлетим.

Какого чёрта?

В этот момент аэроплан наконец оторвался от земли и начал уверенно набирать высоту, я потянулся захлопнуть дверь и к ужасу своему обнаружил, что вдогонку за нами, удаляясь от земли ещё даже более стремительно, несётся зловредный дед. Он бежал по воздуху, подобно сказочному персонажу, но ничего волшебного в таком способе перемещения не было, с этой техникой я был прекрасной знаком. И потому, опомнившись, без особого труда развеял одну из незримых опор в тот самый момент, когда преследователь перенёс на неё свой вес.

Проваливай!

Старикан ухнул вниз и пролетел пару метров, прежде чем сумел остановить падение, в итоге потерял темп, мы оторвались.

Я захлопнул дверцу, и тут же внутренняя обшивка борта взорвалась шквалом искр и кусочков раскалённого металла! Салон моментально заполонил едкий дым, который не успевало вытягивать в оплавленную дыру полуметрового диаметра, да ещё начало разгораться пламя, и мне пришлось поработать огнеборцем, потратив на тушение пожара часть потенциала. Затем я выглянул в отверстие и — вовремя: наперерез самолёту неслось ещё три огненных шара, к счастью, неуправляемых. Отводить в сторону подобные гостинцы меня научили на совесть, справился в пару секунд.

Ну а потом аэроплан наконец покинул зону досягаемости и стрелкового оружия, и вражеских операторов, появилась возможность перевести дух.

— Здорово, что мы не смогли выбраться из камеры без тебя, — отметил вдруг дядя Миша.

— Ага, — коротко подтвердил я, отползая от дыры в борту.

В салоне воцарился радостный гомон, но дядя Миша мигом организовал оказание первой помощи раненым, да ещё со стороны кабины, перекрывая гул двигателей, проорали:

— Радисты! Умеет кто с рацией работать?!

На крик поспешили сразу двое: один с окровавленной повязкой на левом плече и второй, измождённый настолько, что непонятно как ещё держался на ногах. Обо мне на время забыли, и я воспользовался моментом, принялся упорядочивать остатки потенциала, равномерно распределять его по организму, концентрировать и прогонять волнами там, где требовалось ускорить регенерацию. А требовалось её ускорить фактически везде — весь как отбивная, ещё и руки в ожогах. Почему до сих пор болевой шок не скрутил, просто не представляю.

Поверхностный транс тут помочь не мог, и, стоило только аэроплану нырнуть в низкие облака, я погрузился в полноценную медитацию, полностью отрешившись от окружающей действительности. Именно поэтому и упустил момент, когда нас взяли на сопровождение республиканские истребители. После уже пришёл к выводу, что случилось это сильно раньше, чем мы пересекли государственную границу. А что — почему, непонятно. Да и плевать…

Посадили транспортник на военном аэродроме, и упрекнуть встречающую сторону в излишней беспечности лично у меня не повернулся бы язык. По периметру расположились грузовики с крупнокалиберными пулемётами в кузовах, а на самолёте сошлись лучи прожекторов, да и сортировка с фильтрацией начались без какого-либо промедления.

Как видно, ситуацию уже прояснили в ходе радиопереговоров, не возникло никакой неразберихи, в рупор крикнули:

— Сначала выходят офицеры!

Право покинуть самолёт первым предоставили нашему пилоту. Ещё и аплодисментами проводили, даже я пару раз в ладоши хлопнул.

— Родион Перовский, подпоручик республиканского военно-воздушного флота! — отрекомендовался он, спускаясь по лестнице.

Следом двинулся отсалютовавший мне на прощание дядя Миша, чем нисколько, если начистоту, не удивил. Удивило другое.

— Матеуш Ледостав, — представился он. — Прапорщик Жандармского железнодорожного корпуса. — И добавил: — У нас раненые, поторопитесь!

— Раненых оставляйте! Ими займутся санитары, — прозвучало в ответ. — Теперь унтер-офицеры!

На выход двинулось сразу несколько человек, а я так и остался сидеть.

Раненый я или кто?

Дальше аэроплан покинули рядовые, на смену им явились санитары, руководил которыми молоденький подпоручик медицинской службы.

— Господин подпоручик, — обратился я к нему со всем почтением, — в плену четверо наших прошли инициацию, о них следует незамедлительно сообщить в Новинск. Надо уведомить ОНКОР и дополнительно передать информацию в РИИФС для доцента Звонаря.