– Ознакомишься – дуй к министру обороны Расули! А я – в Арг!

– Ешть!

Осадчий вдруг испытал небывалый прилив азарта и радости риска. То, к чему он готовился, чему мешал, все-таки произошло. А чекисты всегда начеку!

Глава 9.

Понедельник, 24 апреля. День

Нью-Мексико, ранчо «Сэкл Джей»

Долина, в которой затерялось ранчо, спускалась к реке Пекос, протекавшей по местам засушливым и пустынным, но здесь, в горах, воды хватало. Травка зеленеет, солнышко блестит…

Я отшагал недалеко, по дуге вдоль ручья, и свернул за Органную скалу. Угрюмый растрескавшийся утес «занавесил» имение, отсекая ржавый скрип насоса и ржание лошадей.

Охрана не рванула за мной следом, дабы держать и не пущать. Зачем? Я удалялся вглубь долины, туда, где два хребта смыкаются, выдавливая из себя исток Вивер-Крика, плюгавенький водопадик – из крана больше набежит. Можно подняться к еловому лесу, и еще выше – к лугам, но гибельные осыпи и каменные обрывы вершин, надраенные ветрами, не одолеть. Даже если обвешаться альпинистскими причиндалами. Границы на замке.

Сощурившись, я осмотрелся. Огромное небо, тронутое белыми мазками облаков, голубело невинно и беспечно, не обращая внимания на людские выкрутасы. Мало ли кто там бегает по изменчивой тверди… Динозавры уже добегались, пришел черед млекопитающих – выродиться или самоистребиться. Да ладно, подумаешь… Остекленевшая корка кратеров зарастет со временем, а периоды полураспада – такая малость в сравнении с Вечностью…

Углядев плоский валун, я помешкал – не присесть ли? Разбитость тяжелила тело. Полночи проворочался, мысли точили мозг.

Вчера я временами чувствовал себя, как боксер, заработавший нокдаун – плыл и шатался в звенящем, отупляющем грогги. Ну, так еще бы… Рваться сюда, исхитряться по-всякому, накачивать себя ненавистью к «презику», а тебя вежливо мордой об стол – не в того целился!

Нет, понятно, что Форд – не агнец в белой хламидке. Он действительно готовился меня «ликвиднуть», потому как Америка превыше всего. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Простой и ясный маневр госмужа.

Но за это не мстят.

Я усмехнулся, вспомнив вчерашнюю, смешную и детскую обиду на Аидже. Да, даже такая «приправка» булькала в моем "котелке"! Версии «краснокожего братана» я поверил сразу – паззл сложился идеально, все факты и фактики встали на свои места без зазоров и натягов.

Папу убили ради того, чтобы завлечь сыночка.

Просчитали, вычислили и покивали глубокомысленно – да, отец станет оптимальной мишенью. Убийство матери «объекта», жены или даже сестры вызовет чрезмерно сильную эмоциональную реакцию, мешающей хладнокровно готовить покушение на президента США…

Всё правильно, мы с папой не были особенно близки - он, как и я, не страдал излишним чадолюбием. У нас получилось сдружиться лишь в крайние пару лет… Да нет, именно что в последние!

Если честно и больно препарировать душу, то отчаяние, испытанное мною, было вызвано не столько гибелью отца, сколько горем мамы и Насти. Они-то по-настоящему любили! И для них наша общая потеря – истинная беда, а меня режет, полосует жалостью…

Выходит, Барух и этот мой пробел в привязанностях анализировал… Ничего личного, только бизнес.

И Джонни Кид вылетел на дело…

Наклонившись к ручью, я омыл лицо ледяной водой и утерся рукавом.

«Если это Барух… - мои губы непримиримо сжались. – Тогда всё…»

…И снова скрипит песок под моими «ковбойскими» сапогами. Тропа тянется на подъем – тело вяло сопротивляется, но я толкаю его «вверх, вверх, до самых высот».

Одолев с милю пути, набрел на индейские развалины – впритык к отвесной скале лепилась квадратная башня, сложенная из грубо отесанного камня. Она сохранилась лишь до середины, но замысел неведомых зодчих все же угадывался – щербатые стены клонились внутрь, добавляя строению жесткости.

– Тут был всход наверх, - послышался спокойный голос Аидже.

Индеец в изгвазданной ковбойской одежке выскользнул из узкого проема. – А наверху – пуэбло, деревушка на уступе. Смотреть там не на что, полный развал. Груда камней да труха – всё, что от бревен осталось…

– Кто-то обещал мне устроить «учебку»… - проворчал я, скрывая смущение. Да что там смущение…

Вот, кто для меня Аидже? Убийца моего наставника? Человек, едва не укокошивший меня самого? Или слуга, присягнувший на верность?