Шрифт:
Джургу хотя и жил бедно, но его богатством, как он говорил, была его честь. И сыновья у него были люди честные, умели руки к делу приложить, каждый гнездо себе свил. Джургу ребятами был доволен, гордился послушными, трудолюбивыми, преданными своим семьям сыновьями. А вот Толисквами… Толисквами жила так, как ей заблагорассудится. С самого детства она была непослушная и своенравная. Ни лаской, ни угрозой Джургу не сумел повлиять на дочку, обломать ее не смог. Такая уж она была ослушница, строптивица, с норовом, одним словом. И повзрослела и созрела раньше своих сверстниц.
Созрела и встретила Бочию. Правда, Бочия был парнем хоть куда, гордостью села, лучшего зятя Джургу и пожелать не мог, но… Бочия ушел на войну и не вернулся.
Толисквами же бросила отцовский дом и объявила родителям Бочии, что она их невестка.
В деревне этому не очень удивились, о любви Толисквами и Бочии все знали давно.
«Убью срамницу!» — бушевал Джургу, но Толисквами сдержала свою клятву — что обещала Бочии, то выполнила. Как раз накануне отправки его на фронт встретились Бочия и Толисквами и поклялись в верности друг другу; ранним утром Толисквами гнала коз через поле позади дома Бочии, обнесенного плетнем. Толисквами остановилась и заглянула в сад. В глубине сада, под старым айвовым деревом стоял Бочия, голый по пояс, в старых рваных штанах и босиком. Айвовое дерево с ветвями, гнущимися под тяжестью плодов, красовалось посреди сада, словно огромный зонт. Загорелый, крепкий Бочия, словно яблоко, грыз золотистую айву величиной с добрую тыкву. Толисквами как громом пораженная не могла сдвинуться с места и оторвать взгляд от широкой груди, сильных рук и крупных ладоней Бочии. Бочия, словно, почувствовав взгляд девушки, оглянулся и в свою очередь оцепенел. За забором, словно заколдованная, стояла красивая дочка Джургу — Толисквами. Закинув хворостину за плечо и грациозно склонив голову, она с удивлением смотрела в сад.
В ту минуту Толисквами походила на вышедшую из чащи златоволосую Дали [20] , а Бочия — на какого-то колхского бога, самозабвенно влюбленного в златоволосую повелительницу лесов. Их глаза встретились, и как настоящая Дали уводила завороженного охотника в густой лес, так вывела Толисквами Бочию со двора. Выбросив недоеденную айву, парень в мгновение ока перемахнул через плетень, но Толисквами уже там не было. Девушка торопливо подгоняла перепуганных коз и не оглядываясь бежала к лесу. Бочия помчался вдогонку за Толисквами.
20
Дали — в грузинской мифологии богиня охоты.
У самого леса настиг он ее и прижал трепещущую словно птица девушку к груди.
— Почему убегаешь от меня, Толи?!
— Отпусти, убьет тебя мой отец! — сказала Толисквами.
— Ответь хотя бы, ты ведь любишь меня? — спросил Бочия. — Ты же знаешь, завтра я иду на войну и твое слово унесу как надежду, скажи, ты любишь меня!..
— Здесь поле, увидят, пошли в лес, — шепнула ему Толисквами.
Разгоряченный Бочия подхватил Толисквами, как ребенка, и устремился в лес.
— Люблю тебя, солнце мое…
— Люблю тебя, свет моих очей…
Долго не умолкал в лесу страстный шепот юноши и девушки.
— Я жена твоя…
— Я муж твой…
Удивленные, восхищенные, прижимались они друг к другу и радовались, что в конце концов набрались смелости и стали мужем и женой.
— Жаль, пожениться не успеем…
— Не важно, я буду ждать тебя…
Бочия с войны не вернулся, героически пал на поле битвы за Родину. Толисквами сдержала слово: как только во чреве ее зашевелился плод — кровь и плоть Бочии, она покинула родительский дом и пришла как своя в дом Бочии. Родители, сестры и братья Бочии с подозрением посмотрели на самозваную сноху. По селу поползли слухи. Это задело гордую Толисквами, и она снова вернулась в отцовский дом и здесь, под родимым кровом, горючими слезами оплакала свою первую и последнюю любовь.
— Когда выходила замуж — нас не спрашивала, — сказала мать Толисквами, — и когда обратно возвращалась, тоже о родителях не подумала, так хоть теперь послушай нас, избавься от этого ребенка, пока не поздно. Наша Орга знает одно средство, я тебя сведу к ней, ты еще молода, снова выйдешь замуж и детей народишь, зачем он тебе, избавься от него, и сама успокоишься, и нам дашь покой.
Толисквами и слушать не стала, не пошла с матерью к повивальной бабке и сохранила ребенка. Родился мальчик, она назвала его Бондо — в честь старшего брата и, словно опытная женщина, ухаживала за сыном. Родители жалели ее, уж больно она молода, измучится — и помогали Толисквами как могли. Откуда им было знать, что смерть так внезапно унесет здоровенького младенца.
В канун новолуния у ребенка начались судороги и рвота. Это «туташи» [21] , заключила Бедиша, взяла из люльки больного, сняла с него белую рубашонку, бросила на земляной пол и подожгла. Ребенок с удивлением уставился на огонь, и судороги и рвота у него прекратились. К вечеру луна все же взяла свое — ребенок совсем посинел, начал дрожать и изрыгать рвоту, а пополуночи, когда кончилась «ломка луны» и на небе показался молодой тонкий месяц величиной с козий рог, звезды унесли младенца в небо.
21
Туташи — в мегрельском диалекте — луна.
Если бы не ребенок, можно было бы подумать, что Толисквами еще не замужем. Материнство пошло ей на пользу, она так похорошела и налилась после родов, что в селе заговорили: «Теперь она еще лучшего мужа себе найдет». И женихи не заставили себя долго ждать, но тут как раз на нее обрушилось ужасное горе.
«И впрямь нет счастья у моей Толисквами», — бормотал Джургу.
Толисквами, всю ночь не сомкнувшая глаз и не отходившая от больного ребенка, и днем не покидала его ни на минуту — не ела, не пила, даже не садилась; только и знала, что слезы лила. И лишь только вечером, когда в соседней комнате собрались близкие и завели разговор о предстоящих похоронах, она умолкла и прислушалась к разговору старших: Толисквами знала, что несовершеннолетних хоронят не так, как взрослых, и это ее тревожило больше всего.