Шрифт:
* * *
О роза, все тебе отдам, рабом я рьяным стану, И жертвой сладостным устам твоим медвяным стану. Предстань мне с розовым челом, завесу приоткинув, — Отдам все сердце — соловьем, от страсти пьяным стану. А по хмельным твоим очам едва лишь затоскую — Кричать удодом по ночам по всем полянам стану. Ты лишь взглянула — я сожжен тобою, чаровница, — Как жить я, всей душой смятен, с таким изъяном стану? Едва лишь ты откроешь лик и на меня посмотришь, Веселым я в единый миг назло всем ранам стану, Машраб тревогою томим, — о, подари же взглядом, — Рабом я преданным твоим очам-смутьянам стану! * * *
Вовеки сердцу воли нет, отравленному страстью: Распалось сердце в путах бед — истлело часть за частью. В мечтах — твой образ предо мной, но мне не быть с тобою, — Дано меня свести с тобой лишь высшему участью. Услышь мой зов и помоги, сгорел я, чаровница, — Злорадно тешатся враги моей лихой напастью. Мне без тебя, мой милый друг, жить в этом мире трудно, — О сердце, помоги — боль мук смягчи своею властью. О, благосклонность мне яви, не жги огнем разлуки, — Ужель предела нет в любви злосчастью и ненастью? Восплачу о твоей красе в день светопреставленья — И верный и неверный — все сгорят, Машраб, к несчастью! * * *
Мой светлый дух — предвечный трон, а сам я — небосклон, Весь мир моим огнем спален, а сам я — жар пламен... Мне в этом мире, как ни бьюсь, приюта не найти, Я смерчем без любимой вьюсь — пришлец иных сторон. Мечту о счастии тая, был роком я гоним, В злосчастии рожден был я: удел мой — плач и стон. Поверь мне: кто любви не знал, в том веры тоже нет, Но я склонюсь пред тем, кто пал под тяжестью бремен. Да будет внятна боль моя лишь претерпевшим боль, А для невежд — загадка я, след Ноевых времен... Знай: у людей понятья нет, откуда я пришел, А спросят, кто я, — вот ответ: нет у меня имен. Не ангел-небожитель, сам а — человечий сын, Сын Намангана я, и там на свет произведен. Сегодня, детище стыда, ты пал во прах, Машраб, Но всем влюбленным в День суда — и власть ты и закон! * * *
Кипарис ты мой цветущий, о моя отрада, где ты? Розоустый светоч кущей, украшенье сада, где ты? Сколько дней уж я, несчастный, сердцем о тебе тоскую, Прелесть речи сладкогласной, уст моих услада, где ты? Сколько дней в тоске безгранной, разлученный, я рыдаю, — О покой души желанный, сердце жжет досада: где ты? Нет тебя — и сердце хворо, и больному телу плохо, — О любви моей опора, дух мой, светоч взгляда, где ты? Истекли слезами очи, я томлюсь в пустыне горя, Стоны мучат все жесточе, горе — горше яда, — где ты? Ты, Машраб, сгорел от муки, жаждешь ты живящей влаги, — О краса, с тобой в разлуке что еще мне надо, — где ты? * * *
Ужели ты убить меня, ужели меня сжечь захочешь, Ужели, муками казня, меня в беду вовлечь захочешь? Ужели очи-палачи меня ресницами изрежут? Ужель взметнешь слова-бичи — исторгнуть злую речь захочешь? Ужели на землю с небес меня низринешь, опозорив, Ужель, как птицу, под зарез отдашь меня — иссечь захочешь? Ужели соколом взлетишь и птицу сердца растерзаешь И, дробным боем руша тишь, меня в силки завлечь захочешь? Я сам умру, — о, пожалей, не нужен жертве страсти саван, — Ужели кровью ты моей окрасить острый меч захочешь? Я, как Мансур, — у той черты, где пьют вино заветной клятвы, — Ужели к виселице ты меня с позором влечь захочешь? А если я мою любовь предам и о другой помыслю, Ужель на части, в клочья, в кровь ты плоть мою рассечь захочешь? О, милосердье мне яви, взгляни, как я смятен любовью, — Ужель ты тех, в ком нет любви, огнем своим возжечь захочешь? Вот что на голову твою низверглось — сколько бед и бедствий, — Машраб, ужель ты и в раю любовь свою сберечь захочешь! * * *
Где есть всечасно гибнущий влюбленный — Умерший раз и дважды воскрешенный? Кто, как и я, томился по любимой, Весь в даль дорог очами устремленный? И кто, как я, готовый к лютой казни, Ждал смерти с головой под нож склоненной? Кто, острый нож в руках любимой видя, Готов расстаться с жизнью, присмиренный? И кто готов предать и честь и веру, Как я, молвой безбожной посрамленный? И в Судный день все толпища не я ли Сомну и размечу душой смятенной? Где есть другой, кто, день и ночь рыдая, Джейхуном слезы льет, вконец сраженный? * * *
Здесь, в чуждом граде, что ни миг — я весь горю, пылая, Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я. Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко, Скитальцем сплю у чуждых стен, — где честь моя былая? О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный? Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я. Все сердце сжег мне злобный рок — пылают жаром клейма, — Отвергнут всеми, одинок, — вот моя доля злая. Я сердцем от мучений сник, другие — смотришь, рады, Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая. Вот что, Машраб, тебе к лицу — судьба рабов безгласных, Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я! * * *
Я — степей любви скиталец, нет приюта мне и крова, От рожденья я — страдалец, и судьба моя сурова. Если в сердце — стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу: Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова. Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, — Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого! Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, — Пусть вовеки правоверный не познает зла такого! Надо мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, — Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова. Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я, Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова. Зло — ночное ли, деньское — безысходно меня мучит, Нет душе моей покоя, и беда моя бедова. Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, — От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово. Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, — О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово!