Не эра для драконов. Сборник рассказов

Аннотация

Фантастика и фэнтези, киберпанк и антиутопия с детективом. Десять рассказов, маленьких, средних и больших. Об экзорцисте. О спецотряде во временной петле. О киллере и детективе. О заражённом разумным грибом подъезде. О капитане космического корабля.

Дневник капитана Лихачёва Мягкий женский голос, отражающийся эхом от стен. – Полевая запись номер ноль-ноль-восемь, младший лейтенант Уварова Ирина Степановна, место записи: Второй Уральский кратер, пять тысяч семьдесят три метра вглубь горного массива… Сержант, ты можешь вырубить плеер? Я отсюда слышу твой «Сплин»! Грубый мужской голос, куда громче предыдущего. – Прошу прощения, лейтенант… Тихий щелчок. Шорох нескольких пар обуви о каменную крошку. Тяжёлый вздох, отразившийся слегка запотевшим забралом боевого скафандра. – Это меня, знаете… Успокаивает. «Ключ поверни – и по-ле-те-ли»… Второй мужской голос, спокойный и практически монотонный. В нём почти не слышно стали, хотя подчинённый, заслышав его, выпрямляется по струнке. – Воронин. Не мешай Ирине Степановне работать. – Так точно, Артём Василь'ич… Женский голос продолжает, игнорируя все остальные. – Десятый этаж пещерной системы, отряд «Альфа» не обнаружен. Следы крови и обломки зубов, найденные на шестом и седьмом этажах соответственно, здесь также не обнаружены. Основной ствол здесь куда чище, поэтому следы ботинок «Альфы» пришлось поискать, однако, к моему персональному удивлению, здесь их оказалось куда больше, чем на предыдущих этажах… Звук, с которым проводит по пещерной пыли рука, облачённая в неосталь. – Количество следов увеличилось, однако потерялись тридцать пятый и сорок второй размеры… Учитывая, что мы не нашли никого из «Альфы» ранее, вероятно, кто-то из отряда был ранен. Им пришлось организовать носилки – это объясняет такое количество следов на уровне перед лабораторией… Далее – показания приборов… Пока женский голос продолжает записывать отчёт, чуть поодаль разворачивается диалог между отошедшими в сторонку членами отряда «Гамма». – Артём… Не нравится мне эта пещера. Что тут вообще наши бравые учёные искали? Или исследовали? Тяжёлый вздох. Облачко пара на стекле защитного шлема. Монотонный голос через динамики скафандра. – Воронин-Воронин… Всё-то тебе надо знать. А помнишь поговорку? Говорят, меньше знаешь – крепче спишь. Ты вот – хочешь крепко спать? – Так точно, товарищ старший лейтенант! Новый вздох, уже лёгкий и чуть менее усталый. – Вот с таким настроем и продолжай. Оставь знания учёным – в конце концов, они ради них спецзаведения заканчивали… Новый мужской голос, помоложе. Тоже спокойный, но теперь – практически безэмоциональный. – Старший лейтенант. – Говори, Молотов. Чего уж – Ирина Степановна скоро с пещерами сольётся. – Позвольте вопрос: почему здесь нет освещения? – Кстати, да! Хорошо, конечно, когда ПНВ в скафандр встроен, но как тут яйцеголовые копаются, без света-то? – Трудно сказать… Скрежет металлических пластин, повторяющих пожимание плечами за массивной фигурой старшего лейтенанта. – Как и всё на Урале, то, что здесь творится, засекречено. Не думаю, что даже капитан «Альфы» знал больше моего. Из известного… Ну… – …Полевая запись номер ноль-ноль-восемь-один, дополнение к предыдущей. Помимо следов на десятом этаже был обнаружен объект, в рамках задания и в дальнейшем обозначаемый как «Зелёный». «Зелёный» представляет из себя трёхпространственный прямоугольнообразный объект, отдалённо напоминающий… Обеспокоенный голос. – Артём? Слегка взволнованный голос постарше. – Младший лейтенант, вы… Это было в пыли? Немного заинтересованный голос помоложе. – Книга..? Грубый и поникший мужской голос. – Наверно, яйцеголовые потеряли… Учебник какой-нибудь или ещё что… Тьху ты, а я-то думал… – Воронин, давай-ка ты пойдёшь к Курочкину и последишь за тылом, а? – Слушаюсь, товарищ старший лейтенант… Постепенно отдаляющиеся шаги. Вместе с ними – щелчок плеера. Чей-то знакомый голос отражается эхом в пещере. Кажется, кто-то опять забыл выключить динамики скафандра во время прослушивания успокаивающей мелодии. Напряжённый и восторженный женский голос, чей владелец наконец-то нашёл хоть что-то интересное за несколько километров пустых каменных образований, бесконечных мотков кабелей, обесточенных генераторов и погасших, покрытых пылью прожекторов. – Как верно заметил старший сержант Молотов, «Зелёный» практически со стопроцентной вероятностью является бумажным изделием с твёрдой на ощупь обложкой… Однако, я не соглашусь с утверждением старшего сержанта Воронина – на обложке «Зелёного» нет автора и названия, следовательно, наиболее правдоподобным является… Звук, с которым открывается старая книга, что древн е й полки, на которой стояла все эти десятилетия. Шорох страниц, лёгкое касание армированной ладони, примявшей и тем самым остановившей их движение. Шаги с двух сторон, две нависающих через плечи фигуры. – Дневник… А-кхм. Объект «Зелёный» признан личным дневником капитана Лихачёва Константина Денисовича, известного также под позывным «Рыцарь-один»… Младший лейтенант Уварова Ирина Степановна, конец полевой записи. Пауза. Женский голос, стараясь не выдать волнение, продолжает. – Это дневник командира «Альфы». Настороженный голос старшего лейтенанта. – Костя его из рук не выпускает. Раз оставил – значит, случилось что-то серьёзное. Звук снятия автомата с предохранителя. Затем ещё один, и за ним – ещё. Скрежет гладких металлических пластин. Двойной луч встроенного в грудную клетку фонаря, пересекающийся с двумя другими, светившими рядом. Беззвучное шевеление рта старшего лейтенанта – должно быть, отдача приказа по внутреннему каналу, не через динамики костюма. Через минуту слышны новые звуки – и вскоре из-за угла серого камня появляются две новые пары лучей. Следом – их владельцы, поднимающие в воздух маленькие тучки пыли с каждым шагом. Обеспокоенный и настороженный мужской голос старшего по званию. – Ирин, давай-ка ты встанешь позади, когда будем идти в лабораторию. До этого – пожалуйста, исследуй сколько хочешь. А сейчас… Поражённый женский голос младшего по званию. – То есть вас не насторожила засохшая кровь на пятом этаже, но вот посеянный капитаном дневник вы сразу восприняли в штыки! Старший лейтенант мотает головой, будто умоляя своего товарища не лезть. – Как ты подметила, кровь давно засохла. Да и оборудования, чтобы сделать сверку ДНК, у нас нет. Может, поранился кто? Куча строительного мусора по всей первой половине комплекса – Воронин в скафандре чуть не споткнулся раза два. Женский голос, который не намерен сдаваться. Его владельцу уж очень хочется войти в засекреченную лабораторию раньше, чем это сделают солдафоны, которые поломают там всё ценное. – Это просто дневник, Артём. – Ошибаешься, лейтенант. То, что ты держишь в руках, нельзя назвать «просто дневником». Там – вся Костина жизнь. Ну, часть её. Насколько хватает страниц. – Ты шутишь? Каким образом это связано с тем, что вы снова расчехлили автоматы?! Переполненный волнением и напряжением старший мужской голос. – Если Костя… Если капитан Лихачёв бросил свой дневник, то он либо мёртв, либо ситуация вынудила его так поступить. Учитывая, как высоко он ценил этот кусок бумаги, ситуация та была, если была, конечно, – крайне и крайне паршивая. Воронин, сложи два и два для лейтенанта. Курочкин, Молотов, двигаемся конвоем, вы двое – вперёд. У входа в лабораторию ждите нас. О любых, я выделяю, о любых странностях докладывать лично мне через внутренний канал. Две массивных серебристых фигуры козыряют, а затем топают в бесконечную тьму серого входного тоннеля, едва-едва разрезаемую лучами мощных нагрудных фонарей. А взволнованный и слегка озлобленный мужской голос вступает в диалог между лейтенантами. – Есть причина, по которой сюда прислали сперва «Альфу», а потом – нас. Младший лейтенант, без обид, но вы в нашем деле смыслите ровно столько, сколько я в вашей биохимии. И старший лейтенант, вы тоже простите, тогда уж. Но я сразу сказал – дело пахнет мочёй и дерьмом. Засекреченный проект, непонятная сеть пещер, половина которой у нас даже на картах не отображается, и самое паршивое – здесь пропала «Альфа». «Альфа», которая и ядерный чемоданчик наш из Парижа спасла, и сколько только проектов не перевидала… Покорёженные выходили, но живые. А здесь… – Отставить нагнетание, сержант. Вздох. Запотевшее стекло шлема скафандра с выключенной внутренней подсветкой. Наконец, мужской голос помоложе заканчивает. – «Альфа» пропала. Связь исчезла как только они вошли сюда: дня два назад. Пропала, младший лейтенант. Целиком. Всё, что мы нашли за несколько часов вашего, лейтенант, ползания на коленях в песке и пыли, это дневник командира отряда. До этого мы предполагали, что на такой глубине просто вышел перебой со связью, но теперь… Грубый мужской голос рявкает, обрывая говорящего. – Сержант! Испуганный женский голос. Вместе с ним – частые серии вдохов-выдохов. – Б-боже… А… Ах… Ха-а… А… Порождённую словами старшего сержанта панику у коллеги вовремя останавливает всё тот же мужской голос, чей владелец кладёт на плечо Ирины Степановны руку. – Младший лейтенант, успокойтесь. На вас новейший образец защитного скафандра ИКСРА. Ну-ка, вспомните, как это расшифровать? – И-индивидуальный.. – Та-а-ак… – К-кинетический… – Хорошо-о… – Скафандр… Рабочего… А-аналитика… – Вот. Как и у нас всех. Специальное оборудование для работы в аномальных зонах. Вы у нас кто? Пришедший в себя женский голос. Всё ещё запинающийся, но более не теряющий мысль, которую нёс изначально. – А… Аналитик. Я, Уварова Ирина Степановна, аналитик, временно приставленный к отряду «Гамма» для исследования и записи во время спасательной миссии во Втором Уральском кратере… – Ну вот, Ир. У нас модифицированные версии ИКСРЫ. Они, прости господи, даже перемещение во времени выдержат. И не слушай старшего сержанта – он это любит. Драму, в смысле. Слегка повеселевший мужской голос помоложе. – И про трагедию не забываю, ха-ха! – Я уже по «Сплин», играющим через динамики, всё поняла… Спасибо, Тёма. Чуть паничку с твоим Ворониным не словила. Посмеивающийся мужской голос. – Дык пожалуйста, лейтенант. Он же продолжает, но обращаясь уже не к ней. – Сержант, я могу вновь доверить тебе тыл? Пока Молотов с Курочкиным ищут вход. – Так точно, Артём Васильевич. И, это… Ирина Степановна… Младший лейтенант, разрешите извиниться! Не хотел вас пугать, никак нет! Переливчатый женский смех. – Фу-у-ух… Иди уже, старший сержант. Топот, постепенно удаляющийся. Снова смех, сперва мужской, потом – опять женский. На некоторое время в пещере становится тихо – лица за стёклами защитных скафандров шевелятся, но звуки через динамики не передаются. Старший лейтенант докладывает одному начальству, младший лейтенант-аналитик – другому. Наконец, они вновь собираются у места, возле которого был найден злополучный дневник. – Слушай, Ир, пока мы не спустились. Давай, что-ли, прочитаем, что там Костя написал. Некрасиво, конечно, но что поделать. Может, узнаем, что случилось с отрядом «Альфа» и его командиром. Улыбка. Простая и обворожительная. Такая, что самый старший среди всех прочих мужских голосов смущается, а его владелец отводит взгляд. – Ты впрямь думаешь, что во время задания у него было время что-то писать? – Не думаю, Ир. Кхм… Знаю. – Эх, чём чёрт не шутит… Всё равно в главную лабораторию мы сможем войти только после полной разведки десятого этажа. Выключи только нагрудные лампы. Уже глазам больно… Шорох страниц. Неразборчивое бормотание обоих оставшихся голосов. Выцветшие, выведенные чёрным карандашом буквы. Тонкий, убористый почерк, заполнивший предложениями буквально каждый сантиметр когда-то пустых разворотов. Между абзацами практически нет пробелов. Больше всего места оставлено в промежутках от одной записи к началу другой. Там же проставлены числа – дата записи и точное, до минут, время. – Это точно его почерк. Узнаю из тысячи. Сам когда-то успешно подделывал, когда приказ фабриковал на отпускные… – Читаем молча, старший лейтенант! Старший мужской голос не отвечает, с подозрением глядя на ужасное качество бумаги, что составляет страницы с текстом записей. Он помнит, что его друг педант, каких поискать. И ни за что не довёл бы свой личный дневник до такого состояния. Создавалось ощущение, что тот был искусственно состарен, но в таком случае повредились бы и записи. Однако, сейчас, перед глазами, каждая строка, каждое слово и каждая буква виднеются ярко и чётко, пусть и в небольшой завесе пыли, заслоняющей обзор. 16.10.2049. 9:42. Запись №4322. Очередная поломка. Погода отвратительная. В штабе матерят пилотов, пилоты матерят штабных. Каждый год здесь одно и то же — стоит придти зиме, как начинаются неполадки со связью. То радиостанцию завалит, то где-то что-то перемкнёт: а ни у кого, как обычно, нет достаточно высокого уровня допуска, чтобы слетать хотя бы до Первого уральского кратера. 11:55. Снегопад. Валит так, что Володя курить выйти не может. Из штаба пришла информация о потери связи. Ожидаемо. Ну что, собираемся в поход на несколько суток. Рацион берём сразу на неделю – не знаю, чем кормят учёных на сверхсекретных Уральских проектах, но наши консервы они чуть ли не с руками отрывают. 12:00. Нас направляют во Второй кратер. Кравченко уже пошёл прятать в подсумки с магазинами для «Калашей» водку. Чекушки. Останавливать не стал – сам прекрасно знаю, насколько в тех пещерах мерзко. 13:00. Навестил Гнедина. Генерал много молчал. Мало курил. Выпили. Не закусывая. Перекрестил и выставил вон. Собираем остатки всего необходимого, плюс грузим оборудование для починки. Инженеров с собой не берём – сказали, на месте разберутся. 13:31. Летим. Часов пять в винтокрыле, на низкой высоте – потом пешком. Два часа, может, больше. На север от места высадки. Хотя бы сани выдали, и на том спасибо. Запретил пить всем, пока не доберёмся до лабы. В их пещеры лучше входить трезвым. А мне можно. 23:57. В кратере. Закончили спуск. Пока погружались вниз, вышли из строя датчики движения и радары на скафандрах. Без эхолокации будет тяжело. Наверно, программный сбой. Надо попросить ребят из лаборатории посмотреть, что к чему. Не зря же консервы наши едят? Света нет, перешли на дальние фары ИКБС(вот смеху-то было, когда мне ИКСРу вручили – она ж для полевых аналитиков, а не для вояк!). Не встречают. Ожидаемо. Проверили фильтры – радиация в норме, но дышать пылью и сыростью пещер как-то не захотелось. Погрузили самое важное в рюкзаки и подсумки. Выдвинулись вглубь. Думаю, встретим наших светлоликих уже на втором этаже – у них там что-то вроде строительной площадки, если правильно помню. 17.10.2049. 3:25. Запись №4323. Первый день во Втором кратере. Без эхолокации и сопровождающего продвижение замедленно. Сова с её нюхом провела нас через второй и третий этажи, но чем глубже – тем система ветвистей. Повороты одинаковые, хоть бутылки пустые за собой оставляй, как в сказке. Света всё ещё нет. Учёных тоже. Они молчат, хотя встроенные рации должны доставать вплоть до лабы в самом низу. Это странно. Попытались связаться со штабом – тишина и помехи. Рябчик, новичок(для старших по званию – старший сержант Рябчиков выразил своё полное согласие на присвоение ему данного прозвища), всё рвётся вперёд. Ему-то подавай приключения – сперва год по призыву, потом три по контракту… Не нагляделся, видать. Хотя секреты, конечно, вещь привлекающая. 3:54. Остановились. Привал. Часа четыре на сон, думаю, хватит. Заминировали тоннель на полкилометра впереди на столько же сзади. В любом случае, взрывчатки у нас столько, что при желании и при должной сноровке сможем хоть весь кратер обвалить. Кстати, всегда забавляло. Мы называем кратер – кратером, хотя он – не он. В плане, кратер – не кратер. Это огромная система пещер, переплетённых между собой. Удобно, когда нужно что-то скрыть. Так и не догадаешься, что в горе находится огромный лабораторный комплекс. Но что это я – опять расписываю все тайны Родины как на духу. Да и похер. Поскорей бы отсюда свалить. 9:18. Люди мне не верят, когда я говорю, что интуиция – вещь вполне осязаемая и даже документально подтверждённая. Мной, лично. Каждый раз, когда что-то шло не по плану, у меня кололо в области, пардон, седалища. Это то самое, когда шутят про «жопой чую»? С самого подъёма у меня до отвратительного сводило желудок. Остальные, при этом, в порядке. У Кравченко лёгкое похмелье. Сова пускает во вене боевую синтетику, лишь бы поскорей спуститься до упора. Володя неизменим – курит, как паровоз. Вот и нашли замену бутылкам. Вернёмся потом, по окуркам, назад. Запал Рябчика достоин похвалы. До этого ничей энтузиазм столь долго не продержался. Может, новичок будет первым, кто довезёт свои вопросы и восторг вплоть до минус десятого этажа. Ятаган, как и я, нервничает, но виду не показывает. Хорошо, что мы толком лица друг-друга не видим – только через наружные камеры ИКБС. Мелким шрифтом рядом приписка: ««Индивидуальный Кинетический Боевой Скафандр». Когда я уже запомню?» Выдвигаемся через полчаса. Сова уверена, что найдёт путь. Где учёные? Инженеры? Где связь? 12:40. Спускаемся на пятый этаж. Повсюду брошенное оборудование, покрытое тонной пыли. Что эти умники тут вообще делали? Прожекторы настолько запылились, что при подаче напряжения даже толком не осветили пещеру. Нашли несколько обесточенных генераторов. Топливо в них давно иссохло, пришлось заливать своё, благо запас сделан был. Краны, экскаваторы, бурильные установки. Пыль, пыль, пыль. Следов людей нет. Этой ночью выставлю по два человека в дозор. Не нравится мне покинутость сверхсекретного проекта. Хотя её всё ещё можно оправдать… Было бы желание. Запись прерывается. Вместо неё младший лейтенант достаёт из практически рассыпавшегося в пыль потайного отделения дневника интерком: маленький чёрный ящик, способный хранить до нескольких суток беспрерывной аудиодорожки. Вставив тот в приёмник под шлемом, аналитик отряда «Гамма» включает первую сделанную Лихачёвым запись через динамики своего скафандра. Сперва звучит тонкий механический голос, и уже за ним прорываются голоса, судя по всему, членов отряда «Альфа». – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Десять. Суток. Пять. Часов. Двенадцать. Минут. Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Громкие, буквально разрывающие уши, крики, смешивающиеся с отзвуками выстрелов. Стреляют очередями, и близко – так, что становится очевидно, что огонь ведёт «Альфа». – Сержант, вколи Сове адреналин! И снова стрельба, в этот раз – чуть поодаль. Кроме неё и матерных выкриков, ничего и никого не слышно. Следом – снова мат, но уже потише и совсем рядом. – Капитан! КАПИТАН! – Да не ори ты, Володя! Отставить стрельбу! ОТСТАВИТЬ, Я СКАЗАЛ! Наступает тишина. Слышно дыхание – учащённое, мужское, и совсем уж быстрое, женское. Щёлкает, трещит кругом. Вероятно, «Альфа» перезаряжается. Едва слышны гильзы, падающие на дно пещеры вместе с последними выстрелами. Вместе с двумя другими слышен третий вздох – мужской, озлобленный. Судя по близости звука на записи, это, вероятно, сам Лихачёв. – Это… – Заткнуться. Всем. Голос Лихачёва неожиданно груб, но «Альфа» повинуется ему, словно преданный пёс. Слышны шаги, после чего женское дыхание становится ближе. – Ятаган, обработай Сову. У неё и так отходняк после синтетики – рискует отъехать в коматоз, если не хуже. Рябчик, Володя – проверить припасы. Хоть одного патрона не досчитаемся, я вас в стенах похороню! Кравченко – минируй тыл. Как вчера, полкилометра. Хотя знаешь, возьми поменьше. Метров триста. Я пойду вперёд, проверю, ушло ли «это»… Выполнять! Множество голосов, синхронно ответивших «Так точно!» на приказ командира. Несколько долгих минут слышны только шаги тяжёлого скафандра по каменной поверхности. Размеренное дыхание Лихачёва сливается с ними в одну мелодию, и вскоре полностью пропадает. Наконец, за несколько секунд до конца записи, Лихачёв говорит: – Что это… Млять… Было?.. 14:11. У Совы жар. Ятаган наплевал на протоколы, вколов ей антибиотики. Экспериментальные, из разряда тех, что сперва десять лет делают, потом десять лет тестируют и так в итоге и не выпускают даже в ограниченной серии. Ей всё равно хреново. Сняли скафандр. Всё в крови. Рана глубокая, края ровные. Скафандр не повреждён. Мы не двигались после перестрелки. Записал ту на интерком… Если кто-то найдёт дневник, то чёрный ящик лежит в потайном отделении, ближе ко второй половине дневника. На том же интеркоме оставлю все остальные записи, если будут. То, с чем мы столкнулись в тоннелях Второго кратера, походит на человека. Я всякое видел в этой жизни. Но живая тень – это что-то новенькое. Нам повезло, что она была одна: пули её не брали. Рябчик орал нечто про «целиться в голову»… Поздно, новичок. Поздно. 14:29. С детства считал, что призраки и это вот всё – полная хрень. Жалко, фото не могу приложить с монитора ИКСРЫ. Мы нашли тело. Бейджик, пусть и под пятью слоями пыли, всё ещё в порядке. Пластик! «Масленников Вячеслав Антонович, биохимик-эксперт». То, что мы сперва приняли за тень, оказалось настоящей плотью. Правда, сточившейся до ужасного состояния. Как «это» вообще двигалось? Другое: тело полностью чёрное, от и до. Рассыпалось в пыль от одного касания, оставив только бейджик. Начинаю жалеть, что не полез и не разузнал побольше о проекте во Втором кратере. Сперва мы думали прогуляться до десятого этажа шутки ради. Теперь это ощущается тяжёлой необходимостью. Рябчик попался под горячую руку Ятагану; тот вышиб ему пару зубов. Крепко приложил лейтенант его. Плевать. Держимся вместе. Спать собираемся в полкруг, чтобы дальние фары скафандров освещали как переднюю, так и заднюю часть тоннеля. Володя попросил включить интерком, говорит, хочется почувствовать, что всё это – не зря. О чём он, я так и не понял, но запись всё-таки подрубил. Володька редко что-то просит для себя, чаще для всех да для души. – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Два. Сделана. Ошибка. Ошибка. Ошибка. …нут… Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Короткий, разошедшийся эхом удар стекла о стекло. Судя по звукам, «Альфа» сняла шлемы, чтобы перевести дух. Конечно, пить в таких обстояетельствах – потенциальный смертный приговор, но «Альфа» – лучшие из лучших. Они и непонятную тварь пережили, и планируют спускаться дальше. В тот момент они, были, очевидно, на нервах. Вялый женский голос звучит в наступившей тишине. – Знаете, это напоминает мне детский лагерь… Её окликает Лихачёв, кажется, только что присевший на каменный пол. – Сова? – Капитан. Может, помните? Вожатые собирали нас в круг в одной большой комнате, зажигали свечку… У кого свечка – тот и высказывается. Как день прошёл, что понравилось, что нет. Вот… Напомнило. Как мы тут все уселись. Чей-то весёлый голос подхватывает ностальгию женщины, щёлкая ногтем по стеклу, счастливо булькнувшему в ответ. – Так и свечка у нас есть! Верну говорю, товарищ капитан? – Делаем по глотку. И после речи! Потом отбой. Рябчик со мной – в дозор. Чей-то возмущённый вздох подавляет коллективный смех. Всё тот же весёлый голос продолжает. – Извини, новичок. Командиру-то мы доверяем, а вот тебе доверие ещё предстоит заслужить… Ну, Сова. Начнёшь? Чей-то тихий вздох, раздавшийся совсем рядом с микрофоном. Лихачёв с кем-то чокается, опустошая стакан. Бутылка, оповещая о себе бульканьем и царапаньем чьих-то ногтей по стеклу, перешла к женскому голосу. – Ладно… Кхм… Потихоньку начинаю скучать по солнцу. Даже по тусклому, зимнему. Здесь, конечно, по-своему… Кх-кха… Лихачёв откликается быстрее остальных. – Ятаган. – Нет, капитан! Я в порядке! Просто ком в горле… Ком встал. Так… О чём это я? Не знаю, что за тварь мы встретили в тоннелях. Но это точно не человек. Подумываю после этого задания подать в отставку… Чей-то новый, усталый и хриплый мужской голос отозвался в ответ. – Поддерживаю. – Да… Радует, что батареи у нас в скафандрах практически вечные. Если понадобится, руками себе пробьём путь наружу. Или подорвём тут всё, ха-ха-ха! Сдержанный смех практически всего коллектива. Только Лихачёв молчит, не издавая ни звука. Кажется, лидер «Альфы» о чём-то сильно задумался. Отряд продолжает болтать. После Совы бутылка перешла к Кравченко, до этого тоже сидевшего в тишине. Тот, рассказав химический состав водки, радостно влил в себя пару глотков, судя по храпу, отрубаясь. Следующий заговорил Володя, тот самый уставший голос, что поддержал желание Совы уйти в отставку. – Не хочу сыпать соль на рану. Но кому-то – надо. Дерьмово идём, ребята. Нет, мы-то делаем всё, от нас зависящее – вот только внешние факторы здесь перевешивают внутренние. Говоря простым языком… Щелчок зажигалки. Короткая затяжка, выдох, судя по всему, дыма в пещеру перед собой. – Надо решать проблему с освещением и ориентацией в пространстве уже сейчас. Иначе мы рискуем провалиться. В лучшем случае – просто уволят. В худшем – мы все здесь… Ну, вы поняли. Чей-то поникший голос встревает в его речь. – Володя… Ну что ты за мужик-то такой! Вместо ответа на возмущение на записи раздалась очередная затяжка. – Капитан, скажите вы. Как по мне, так либо мы находим способ нормально передвигаться в пределах объекта, либо валим отсюда, пока ещё можем. Альпинистская снаряга осталась у входа – там до сих пор закреплены верёвки. Будет тяжеловато, без помощи извне, но не невозможно. Лёгкий вздох вырывается у Лихачёва после этих слов. – Да, лейтенант. Или так, или так. «Альфа», послушайте меня… Тихо булькнула бутылка, переходя в руки командира. – То, с чем мы столкнулись сегодня, очевидно, появилось тут не просто так. Вы видели, на что оно способно. Мы слепы, толком не боеспособны – и больше всего меня напрягает то, что связи со штабом нет. Это значит сейчас только одно: мы сами по себе. Любое ваше решение – моё решение. Решение отряда – моё решение. Ответственность также понесу я, так что предлагайте, если есть, что. Кроме того, что я уже выслушал от Володи, спасибо. Пауза. Слышно, как Лихачёв делает два больших глотка, как выдыхает, передавая бутылку последнему, к кому она должна была перейти – Ятагану. Тихий, спокойный и усталый голос. Тем не менее, на записи он казался громче и сильнее остальных, соперничая даже с Лихачёвым. – У кого-нибудь есть предположение, что это была за тварь? Первый, кто скажет «зомби», пойдёт в дозор завтра. Первым вступает Кравченко, перед этим шёпотом стрельнув у Володи сигарету. – Что-то со светом? Оно выглядело точь в точь, как обычная тень. Может, как обычно – недоэксперимент от наших бравых светлолицых? Ятаган трясёт бутылку, затем делает один небольшой глоток, принимая версию – Вариант хороший, но толком ничего не объясняет. Как нам с этим бороться? Как избегать? Человек ли это? Или уже нет? Почему рассыпался в прах, стоило коснуться? Почему прорезал Сове брюхо сквозь скафандр? Женский голос врывается в размеренную речь Володи, словно буря. – Тогда зомби! З-о-м-б-и! Там, внизу, создали живых мертвецов! Ну… Поджаренных живых мертвецов. Сову осаживает уже Лихачёв, не дожидаясь слов старшего лейтенанта. – Совина! Младший лейтенант, прекратить паясничать! – Прошу прощения, капитан… Я, пожалуй, отойду первой… Доброй ночи… Сова зевает, треща бронированными пластинами скафандра. Через минуту молчания из подключенного к костюму Ирины скафандра доносится храп, достойный богатырей из сказок. Что-то включает в динамиках на фоне Володя. Что-то старое, певучее и гитарообразное. Поверх музыки продолжают говорить люди, поэтому разобрать, что это за песня, не выходит. – Новичок, ты чего молчишь? Обиделся что-ли? – Оставь его, Кравченко. – А ты не лезь, Володь! Рябчиков, вруби подсветку шлема, дай хоть в глаза те… Посм… трю… Голос Лихачёва прорывает наступившее затишье после второго вырубившегося члена отряда. – Сержант, пойдём. Громыхает и скрипит скафандр, поднимая вместе с собой капитана. Музыка более не играет, и на записи раздаётся целый ворох звуков: храп Совы, хриплое дыхание Кравченко, затяжки Володи и ритм, выбиваемый Ятаганом, судя по звуку. Но ни одного звука не доносится от Рябчика. – Сержант? Последним говорит Володя, легонько вздыхая. – Рябчиков. Разочаровываешь… Запись обрывается. 21:00. Старший сержант Рябчиков мёртв. Что его убило – неизвестно, вскрыть ИКБС без специнструментов извне не вышло. Костюм показывает, что все жизненные показатели у сержанта в норме. Но он мёртв – дыхания нет, мы проверили. Как может не быть дыхания, если есть пульс? Не знаю. И не думаю, что хочу знать. Отряд деморализован. Мы оставили тело на нашей стоянке, после выдвинулись вперёд. Сперва ранение Совы. Потом смерть новичка. Мы плохо спали. Дозор прошёл спокойно. Впереди шестой этаж. Патронов много. Еды много. Мы не чувствуем себя в безопасности. 23:02. Сова научилась ориентироваться в пещерах. Говорит, что сможет найти путь, если мы выйдем к основному стволу. Этой «ночью» поставлю Ятагана в дозор. Самому нужно поспать – не хочу прибегать к стимуляторам без критической необходимости. Впервые за сорок с лишним лет моей службы я испытываю не тревогу, а страх. Я никогда не признаюсь в этом остальным, но здесь – напишу. Чуть больше суток во Втором Уральском кратере, а по ощущениям – целый год. Фильтры работают. Приборы работают. Эхолокация и датчики движения всё ещё недоступны. Володя снял свой скафандр, предпряняв попытку выяснить причину неполадки. У него инженерное образование. Всегда говорил, что никогда не пригодится, ведь мы только и делаем, что стреляем да бегаем. Теперь – пригодилось. 23:47. Вышли на шестой этаж. Володя починил эхолокацию. Восстанавливаем полную карту пещер. Учёных не ищем. Себе дороже. Главное – дойти до десятого этажа. Лаборатория там укреплена лучше, чем бункер Президента. Оттуда выйдем на спутники – на горе спрятана антенная установка. Свяжемся со штабом, вызовем эвакуацию. Скафандры засбоили, по словам Володи, из-за перегрузки сенсоров. Он вскрыл логи системной памяти встроенного ИИ костюма – там было около пятидесяти терабайт пустых, битых файлов. Говорит, это якобы информация, пойманная датчиками движения и эхолокаторами, когда мы спустились в кратер. Что здесь творится? Непонятная тень, которую не брали пули. Полностью заглушенные коммуникации как с внутренностью кратера, так и с внешним миром. Покинутое строительно оборудование на верхних этажах. Всё ещё никаких следов учёных. Почему всё выглядит оставленным как минимум пару лет назад? Я начинаю видеть здесь паттерны, выводы из которых разум отказывается признавать. 18.10.2049. 5:56. Запись №4324. Второй день во Втором кратере. Полностью исследовали шестой этаж. Видели теней – пускай уж, как получилось, так и будем их называть. На каждой, при замедленной съёмке, виден бейдж. Теперь ясно, что стало с учёными. Пронаблюдав за тенями, мы не заметили в их передвижении никакой логики. На свет они не реагируют, на звуки тоже. Сработало тепло, но после первого брошенного флаера тени перестали реагировать и на повышение температуры. Кроме теней, нашли несколько лабораторий. Мелкие, буквально барак человек на десять. Электричества нет. Получилось запитать генератор у одной. Никаких документов нет. Я слышал об этом ещё в Первом кратере. Верхние этажи вообще не хранят информацию. Всё в цифровом виде, в архиве на сервере – а тот находится в самом низу. Ближайший компьютерный терминал мы увидим, наверно, только на минус восьмом этаже. Сейчас осели здесь, в лаборатории. Кравченко говорит, что водку стоит поберечь. Если он это говорит, значит, мы все переходим на сухой закон. Больше нервы лечить нечем. А они шалят. Кравченко чуть не застрелил Володю, вернувшегося с разведки вглубь тоннелей. Обошлось – пуля прошла по касательной, срикошетив от пластины костюма. Володя перестал делиться сигаретами с Кравченко. Сова почти не говорит. Хуже, чем Ятаган – тот хотя бы двигается. Мы не понимаем, как это место может столь сильно влиять на подготовленный организм. Я имею в виду, что мы уже много раз спускались в подобный же кратер, только к западу отсюда. Откуда такая разница? Почему это место так на нас теперь действует? Мы все, каждый из «Альфы» – боец, каких поискать надо. Сраная поломка в сраном Втором кратере. Два дня. Мы здесь два дня. Почему я чувствую, что прошло гораздо больше? Плевать. Даже если здесь творится что-то уму непостижимое, я обязан сохранить отряд в живых. Их решение – моё решение. Сейчас допишу и попытаюсь растормошить младшего лейтенанта Совину. 10:00. Мы потратили лишние часы, чтобы изучить весь шестой этаж. Пометили, в каких местах чаще всего появляются тени. Засели в той же лаборатории. Хотя бы свет появился. Пещера чёрная, серая и мёртвая. Такая же, какая была при свете фар наших костюмов. Володя пытается найти в происходящем логику. Пытается… Строить теории. Поднимает учебники по астрофизике. Зачем-то. Хорошо, что у него всегда под рукой тонна энциклопедий в оффлайн-режиме. Вообще, раз уж мы тут застряли, опишу-ка я «Альфу», как есть. Если выберемся – и ладно. Если нет… Пусть те, кто придёт за нами, узнают, какие были мои товарищи. Ятаган. Старший лейтенант. Моя правая рука. Старый и похож на дуб. Невозмутимый, как сто слонов. Непробиваемый, как сто танков. Мало говорит, много делает. Без него я буквально как без рук. Ха-ха. О, боже, я уже начинаю вести диалог сам с собой. Выберемся отсюда – и первым делом к мозгоправу. Ладно. Ятаган способен принимать рациональные решения там, где не способны все остальные. Холодный, острый и мудрый – соответствует позывному. Сова. Совина Юлия Аркадьевна, младший лейтенант. Разведывательная мощь «Альфы», скаут, каких больше не делают. В прямом смысле – производство суперсолдат у нас прикрыли ещё в 2033. Её забраковали, выбросив на помойку, где её потом нашли вербовщики старой-доброй ФСБ. Мы приняли тогда ещё молодую девушку в команду. Она быстро сдружилась со всеми. Особенно с Кравченко. Этот весельчак к кому угодно ключик подберёт. Адаптация, сбор информации и предельная точность вместе с исполнительностью. Это – Сова. Вне заданий – вечная улыбка и смех. Здесь – мертвецкая тишина, ожидание приказов и полная отдача в их исполнении. Без Совы и «Альфа» – не «Альфа». Без каждого из нас. Мы – не мы. Кравченко. Игорь Родионович, младший лейтенант. Вырос сиротой, в тридцать лет потерял жену и двух детей в автокатастрофе. Потому и пьёт, когда может. Тем не менее, я не встречал стрелка с умениями, хотя бы отдалённо похожими на его. Наверно, я мог бы обойти его в стрельбе на пистолетах, но на средних и дальних дистанциях Кравченко – абсолютный король тира и, соответственно, поля боя. Душа компании, достойный боец, сердце «Альфы». Володя. Вообще его позывной – Воробей, полностью – Владимир «Воробей» Толоконников, лейтенант. Чем-то похож на Ятагана, только более общительный. Дымит всегда и везде. Как-то раз мы штурмовали собственно посольство, пытаясь вытащить заложников. Володя словил три пули – две в рёбра и одну в бедро. Истекая кровью, слушая крики Совы, звавшей медика, он выудил из нагрудного кармана пачку, за ней – зажигалку, и закурил, лёжа в кровавой луже. Не могу представить ситуацию, в которой он бы не нашёл время на перекур. Как уже рассказал, Володя наш техник. И ботаник, и химик, и ещё кто и когда придётся. Рябчиков. Рябчик. Старший сержант. Отличный послужной список, неплохой боевой опыт. Знаете, как говорят – «о мёртвых либо хорошо, либо никак». Старший сержант… Был хорошим солдатом и честным человеком. Рвался вперёд, везде, где мог. Это был его первый боевой вылет с полным составом «Альфы». Жаль, что он стал последним. Про себя, наверно, лучше умолчать. В конце концов, это четвёртый мой дневник. Константин Денисович Лихачёв. Командир спецотряда особого назначения «Альфа», позывной – «Рыцарь-один». Мы собираемся пойти глубже. Постараюсь написать, когда будет возможность. 19.10.2049. 4:43. Запись №4325. Третий день во Втором кратере. Пишу время по своим часам. Очередная поломка ударила нас в неожиданное место. В этот раз вышли из строя все хроноприборы – карманные часы, встроенные в скафандры, чёрт, даже смартфон Володи показывает странное время. Не то, которое прошло, и не то, которое сейчас. Я хорошо чувствую течение времени, поэтому доверюсь своим, цифровым. Мы точно здесь только третий день? Еды всё ещё хватает. Скафандры работают, фильтры пашут, хотя мы уже и не паримся, спокойно расхаживая по тоннелям без шлемов. Здесь на удивление прохладно, хотя мы уже должны были погрузиться на глубину более трёх километров. Ещё одна странность. Исследуя этажи, мы иногда возвращались в те части тоннелей, где уже прошли. Это было хорошо заметно – пыли куда меньше, следы чёткие и легко различимые. На седьмом этаже мы перестали наступать себе на хвост. Здесь не было лабораторий – только груда непонятных строительных конструкций. Металл, пластик, всё под эмблемой ФСБ. Теней всё больше. Избегать их всё сложнее. После получения полной карты седьмого этажа я приказал вернуться к месту подъёма на шестой. Мы прибыли на место через два часа. Наших следов там не было. Володя аккуратно облазил весь пол – их не припорошило пылью. Они стёрлись, словно их там никогда и не было. Ни окурков, ни пустых банок из-под консерв после перекуса. Не хочу накаркать, но мне кажется, что дальше будет только хуже. 8:12. Сова ушла в тоннели полчаса назад. Её рация не отвечает, а ИКБС не посылает радиосигнал. Ятаган попросил меня выдвинуться за ней. Я отказал. 8:29. Володя, заменивший Сову в роли передового разведчика, вернулся к нам бледный, как смерть. Сказал, что видел ИКБС Совы. Или самого младшего лейтенанта? Говорит, она проскользнула на перекрёстке одного из тоннелей, мимо которых он шёл. 11:48. Мы на восьмом этаже. Кравченко разбил все бутылки с алкоголем, что у нас имелись. Остался только технический спирт. Володя перестал курить. Мы дежурим с Ятаганом по очереди, пока оставшиеся двое отдыхают. Слишком много стресса за три дня. Смерть Рябчика, пропажа Совы. Я начинаю думать, что спускаться глубже было плохой идеей. 15:20. Каждому из отряда стало хреново. Не то слово – их состояние просто ужасно. Володя больше не снимает шлем, выключив подсветку изнутри. Последнее, что я видел – это его осунувшееся лицо. Выпирающие скулы, тонка кожа, как будто кое-как натянутая на череп. Он сильно потерял в весе после того инцидента с Совой. Кравченко всё чаще встаёт на грань панической атаки. На привалах и перед сном он больше не смеётся. Мы говорим только о задании. О том, что нас ждёт дальше. Никто не заикается о том, что нам следовало повернуть назад. Но я знаю, о чём они думают. Что ж. Это моя вина, как командира. Надо было слушать Ятагана. Тот, наверно, держался лучше всех остальных. По его безвыразительному лицу и не скажешь, что ему плохо. Только чем дальше мы идём по восьмому этажу, тем чаще я вижу, что зрение подводит старого товарища. 22:45. Ятаган не видит. Мы с Володей осмотрели его – глаза посерели и побледнели, покрылись какой-то плёнкой. Не знаю. Не уверен. Володя говорит, что никогда не видел такого быстрого развития глаукомы. Тем не менее, старик не теряет хватку. Даже манера речи не меняется. Странно. Только сейчас заметил, что я не подвергся никаким изменениям. Нет, не это странно. Странно, что эти изменения вообще произошли! Хотя после теней уже как-то плевать. Мы видели всякое. И это переживём. И об этом расскажем. Надеюсь. Устраиваемся на очередной привал. Завтра четвёртый день. 20.10.2049. 7:21. Запись №4326. Четвёртый день во Втором кратере. Несмотря на все ужасы, которые нас здесь настигли, мы не обратились друг против друга. Я всегда был безумно горд «Альфой» . Моим отрядом и братством, которое в нём царит. Никакая паранормальщина или ещё какое-нибудь дерьмо это не разрушит. Мы жмёмся друг к другу во время отдыха, держа оружие на готове. У Ятагана раскалывается голова. Стимпаки из аптечки ИКБСа помогли, но только на время. Я всё ещё в порядке. Наверно, если бы с ума начал сходить ещё и командир, «Альфа» полегла бы в этих тоннелях ещё раньше. Не знаю, почему я в порядке. Готовимся к спуску на девятый этаж. Лаборатория близко. Только бы нас встретили люди, а не эти «тени». Просто разглядывая их издали, я чувствую себя паршиво, словно всё внутри скручивается. 10:33. …Голова Ятагана взорвалась. Мы шли по тоннелю, разведывая путь дальше, как он вдруг рухнул без движения. Весь шлем изнутри был заляпан кровью, осколками черепа и частями мозга. Отвратительное зрелище. Не думал, что что-нибудь когда-нибудь побьёт рекорд мерзости в моей жизни после теракта в детском саду. Кравченко предложил помянуть старика. Я согласился. Технический спирт заставил нас выблевать завтрак. Тело пришлось оставить там же. Так же, как и со старшим сержантом. Живот крутит, но потихоньку отпускает. Володя долго крутил в руках пачку сигарет, но в итоге вернул её обратно в сумку. 13:22. Мы на девятом этаже. Володя не смог выкурить последнюю сигарету. Только снял шлем, вдохнул, потянулся… И всё. От него остался только высушенный труп. Выпученные глаза, впалый нос, голая щель рта. Серая, сухая кожа. Мы с Кравченко планируем идти дальше. Он отошёл отлить чуть поодаль. 13:27. Кравченко застрелился. «Альфы» больше нет. Иду вперёд. Никогда не верил в бога. Если он есть, прошу… Спаси их души. 14:59. Теперь я более чем уверен, что приборы вышли из строя не просто так. Я взял с собой смартфон Володи, чтобы ориентироваться, если что. Теперь там изменилась дата. Скакнула на месяц вперёд. Плутая по тоннелям, наткнулся на тело Кравченко. Почти полностью покрылось пылью. Трупные черви присутствуют. Где-то здесь выход на поверхность, раз есть циркуляция воздуха. 18:44. Остановился на привал. Оставил сумки с провиантом у подъёма на восьмой этаж. Если понадобится, смогу вернуться. Хотя бы карта не шалит. Пометил тело Кравченко геолокатором – его костюм отключился, поэтому это единственный способ узнать, где он погиб. 18:46. Видел Сову. Как говорил Володя, промелькнула на перекрёстке тоннелей. Сверился с картой – никакого сигнала. Галлюцинации? Что-то в воздухе? Перевожу ИКСРу в режим глухой обороны. Буду снимать защитный визор со шлема только для того, чтобы поесть и внести пометки сюда. 21.10.2049. 2:35. Запись №4327. Пятый день во Втором кратере. Постороннему человеку мои записи, наверно, покажутся излишне холодными и циничными. Простите мне мой принцип – я предпочитаю доводить начатое до конца. Отряд пал, и я ничего не смог сделать. Поэтому теперь осталось только выполнить задание. Я скорблю о моих товарищах. Если бы была возможность – я бы заплакал. Клянусь своей честью. Но мне кажется, что это место выжгло все мои слёзы. 6:52. Я перестал чувствовать голод. Это пришло внезапно – просто взял и перестал. Боюсь закончить, как Володя. Насильно впихиваю в себя ставшие уже пресными консервы. Простите, солнцеликие. Вам, учёным мужам, не достанется. 16:00. Тело не сдаётся, но я понимаю, что начинаю уставать морально. Психика не выдерживает: я уже несколько десятков раз видел Сову. Во сне приходит Ятаган, смотрит пустыми серыми глазами с непонятной плёнкой и качает головой. Сплю по два часа, стараясь использовать как можно больше сил. Не помогает. Девятый этаж огромен – здесь множество площадок со странными конструкциями, назначение которых я не понимаю. Терминалы с погасшими датчиками, шарообразные монументы из гладкого и тёплого металла, жилые помещения студентов. Полагаю, основная лаборатория находится ещё ниже. Очевидно. Свет двух дальних фар ИКСРы не позволяет разглядеть каждый комплекс. В генераторах сгорели предохранители. Замены им не нашёл. Весь проект выглядит заброшенным лет десять назад. Чем больше я задумываюсь над происходящим и произошедшим здесь, к тем более безумным выводам прихожу. И почему я всё ещё живой? Решено. Напьюсь, закроюсь в скафандре и рвану на десятый этаж. 22:37. Я достиг десятого этажа. 22:36. Я умер. 17(?).10.2049. 3:44. Запись №4323(?). Первый(?) день во Втором кратере. Все живы. Сова, Володя, Кравченко, Ятаган, Рябчик. Включаю интерком. Если всё это было галлюцинацией, то я был первым, кто сошёл с ума. Если нет… – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Ошибка. …нут. Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Взволнованный голос Лихачёва. Без шлема, судя по свисту гуляюшего по первым этажам ветра. – Я понимаю, насколько безумным может прозвучать этот вопрос… «Альфа», мы здесь уже были? Спокойный голос постарше. – Капитан. Да. Это не первая операция «Альфы» на территории Второго Уральского кратера. Правда, первая – в полном составе. Мужской голос навеселе. – Капитан! Ты чего такой бледный? Мы же только спускаться начали! Рано страдать! Обеспокоенный мужской голос помоложе. – Всё нормально, командир? – Да, Рябчиков. Старший сержант… Рад видеть тебя живым. И вы… Вас всех тоже, ребята. Непонимающий женский голос. – Капитан, вы в порядке? Мы не собираемся подыхать в какой-то дыре, будь она хоть трижды сверхсекретного назначения. Чего вы нас сразу хороните! Потерянный голос Лихачёва. – Я-я… Так. Смотрите… Володя, у нас вырубилась эхолокация и датчики движения. Верно? Голос мужчины, которого застали врасплох. – Э-э… Так точно, капитан. Пока не знаю, что со скафандрами… Уверенный голос Лихачёва. – Я знаю. Дата-центр ИИ перегрузили титанические объёмы пустых файлов. – Капитан? – Проверь, Володя! Шорох и скрип, гудение микроядерного реактора, доносящееся из открытого скафандра. – Проверь, прав ли я. И если прав, то вы все сейчас должны будете мне поверить на слово. Как вашему командиру и как вашему товарищу. – Э-э… Сейчас… Писк электроники. Вдохи и выдохи собравшихся в одну кучу на третьем этаже. Покашливание техника, напряжённый шорох микрофона записывающего интеркома. Долгие пять минут бездействия. Запись обрывается. 4:13. Я сумел убедить ребят вернуться. Единственное объяснение произошедшему: эксперимент в глубине комплекса. Эксперимент, как-то затронувший не то время, не то пространство, не то и то, и то. Я не физик, не солнцеликий. Я стреляю, в кого надо, спасаю, кого надо, доставляю то, что надо, туда, куда надо. Тьху ты. Стало немного легче на душе, хотя весь отряд стоит на ушах. Я рассказал им всё, что сумел запомнить. Записи, которые я внёс ранее, видны только мне. Никто из отряда их не видит. Хорошо. Надо валить отсюда, пока эта чертовщина не перебила нас ещё раз. Ятаган не перестаёт расспрашивать меня о деталях. Старший сержант Рябчиков тоже. Сова нервничает, по ней видно. Ещё бы – её постоянные появления на перекрёстках заставляли кровь в моих жилах течь в обратную сторону. Услышать о таком от товарища наверняка тяжело. Но я считаю, что поступил правильно. Они заслуживают знать. Они – мои братья. Мой отряд. 5:19. Мы не можем покинуть второй этаж. С восстановленной эхолокацией мы изучили его вдоль и поперёк. Выхода, подъёма нет. Не существует. «Альфа», оправдывая своё название, не паникует. Никто не сдаётся. Мы продолжаем шерстить второй этаж. 10:45. Похоже, наш единственный шанс – это спуск вниз. Атмосфера паршивая. И стала ещё паршивее, когда я рассказал про тени, обитающие на нижних этажах. Рябчиков потерял весь запал и теперь старается держаться меня с Ятаганом. Сова всё так же в разведке на полкилометра впереди. В этот раз на нас уже отслеживающие маяки. Что бы не случилось с костюмами или телами, они покажут наше местоположение каждому из отряда. Припасы всё те же. Патронов всё так же. Связи с комплексом и со штабом всё ещё нет. Я перестаю удивляться. Это место – самое страшное, что было в моей жизни. 14:22. Привал. Никто не притрагивается к алкоголю. Володя курит, сплёвывая в пещерную пыль под ногами. Я стараюсь держать мысли в установленном порядке, но получается, мягко сказать, плохо. 14:59. Володя роется в энциклопедиях, пытаясь связать мой рассказ с хоть чем-то. Сомневаюсь, что у него получится. Всё-таки этот комплекс сверхсекретный не просто так. Я выпил пару рюмок, чтобы облегчить разум. Не помогло. Тихий и спокойный второй этаж теперь пугает не меньше, чем самые нижние. Дежурят Сова и Ятаган. Мне нужно поспать. Такое ощущение, словно целую вечность прободрствовал… 18(?).10.2049. 7:48. Запись №4324(?). Второй(?) день во Втором кратере. Рябчиков паникует. Всё чаще и чаще. Возможно, из-за подробностей своей «прошлой» смерти. Или того, что подробностей настолько мало. Он просто сел на привале и умер. Конечно, страшно. Он пытается не засыпать, держаться на ногах как можно дольше. Плохо. Он не подготовлен к такому выживанию. Мы прошли шестой этаж. С тенями не пересеклись, действовали максимально осторожно. Осели в той же лаборатории-бараке, что и раньше. Всё такое знакомое. Разве что Рябчик теперь с нами. Живой. И Сову не ранило. Может быть, теперь нам станет полегче. Кравченко много пьёт. Почти не останавливается. Иногда вырубается на ходу, приходится тащить его вместе с ИКБС на себе. Водки много, мы не жадные. 12:00. Тени. Очень много. Собрались в одном ответвлении, рядом с главным стволом кратера. Сова заметила их, затем маякнула нам. Разглядывали через визор. Изучали. Ничего нового не выяснили. Что заставляет их двигаться? Что заставляет проявлять агрессию? Неизвестно. 13:32. Если бы не Сова, мы были бы уже мертвы. Тени покинули своё убежище, направляясь чётко в нашу сторону. Покидав всё, что успели разложить, в сумки, побежали на этаж ниже. Переводим дух на «старте» седьмого этажа. Здесь начнётся самое паршивое. Я предупредил их. Всё, что могли, мы подготовили. Медикаменты, стимуляторы, алкоголь… Всё, чтобы не сойти с ума и выдержать непонятно откуда сваливающиеся напасти. Володя включает в динамиках «Кино». Говорит, это успокаивает. Что ж, пока это не привлекает теней или ещё что-то – пускай. Никто не стал останавливать его. 17:36. Ятаган потерял зрение. Снова. Володя высох на глазах. Едва-едва может говорить. Снова. Кравченко сидит, обняв колени. Его скафандр стоит рядом в полной боевой готовности. Алкоголь не помог младшему лейтенанту. Снова. Рябчиков вздрагивает во сне. Не говорит, что снилось. Пытается шутить. Сова пытается подбодрить отряд. Опять провела свою «свечку», как в детских лагерях. Не помогло. 20:01. Это потому что мы двигаемся быстрее, чем раньше? Или потому что двигаемся по второму кругу? Я устал искать здесь логику. Одно ясно – отряду становится хуже ещё быстрее, чем до этого. «Альфа» тает на моих глазах: единственные в плюс-минус здоровом состоянии – Сова и Рябчиков. И я. Почему-то и я. Мы движеся к спуску на восьмой этаж. Напишу, когда перейдём «рубеж». – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Два. Сделана. Ошибка. …нут. Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Разозлённый голос Лихачёва прорывается сквозь них. Он едва не срывается на крик. – Положи ствол, Рябчик! – Fuck off! You dirty fucking spec ops! What the hell is this place?! – Старший сержант Рябчиков! Отойди от Совы и положи автомат на землю! Голосу Лихачёва вторит неожиданно громкий голос Ятагана. Измученный. В нём слышно, какую боль испытывает боец, чей возраст давно перевалил за шестьдесят. – За столько лет в «Альфе» впервые вижу шпиона в собственном отряде! Тихий, почти шепчущий женский голос выползает из проигрывающего запись интеркома. – Сука ты, Рябчик… А я ведь тебе жизнь спасла… От остальных членов отряда слышно лишь напряжённое дыхание. – Go to hell! Выстрелы. Множество. Вместе с ними звучат крики. Мат на английском, мат на русском. Первый затыкается после очередного выстрела из чего-то мелкокалиберного. Пистолет, скорей всего. Слышно, как скрипит и грохается на пещерный пол скафандр. 20:58. Старший сержант Рябчиков погиб. Наверно, был каким-то супершпионом из-за рубежа. Не выдержал нагнетающий атмосферы Второго кратера и выдал себя. Если бы не бронебойные боеприпасы в пулемёте Володи – он бы сумел уйти. Спасибо тебе, Володя. И покойся с миром. Тело предателя мы выбросили наружу. Володю взяли с собой, донесли до ближайшего барака. Они здесь побольше, восьмой этаж, как-никак. Генератор включить не удалось. Сидим со включенными дальними фарами ИКБСов. Пьём водку. Курим. Сова плачет. Для неё Володя был кем-то вроде старшего брата. 21:43. Мы бросились вперёд, к девятому этажу. Озлобленные. Крысы, загнанные в угол. Напоролись на теней. Ятаган бросился на них сам, обрушивая тоннель всей взрывчаткой, что у нас была. Мой друг… Погиб. Снова. Пути наверх больше нет. Мы на девятом этаже. Всё такое же. Нас чуть больше, чем один. 22:59. Объединёнными усилиями осмотрели один из объектов. Тот шарообразный, тёплый на ощупь. Нашли предохранитель для генератора. Заперлись в комнате управления, судя по выцветшей надписи над дверью. Есть свет. Опять. Так хорошо я себя давно не чувствовал. Вылезли из скафандров, хоть немного просыхая от пота, пропитавшего одежду от бесконечного движения. Или, скорей, от нервов. 23:40. Впервые за долгое время нормально поговорили. Сова попыталась залезть в один из работающих компьютеров. Кравченко пьёт. Я пью с ним. 23:45. Нет сил, но я смеюсь. Сверхсекретный объект! Логин: admin, пароль: admin! Позорники! Не удивительно, что тут всё к чертям полетело. Отложили копание в архивах на следующий день. Легли спать на полу. 19(?).10.2049. 6:32. Запись №4325(?). Третий(?) день во Втором кратере. Совы нет. Кравченко нет. Их подушки – сумки, ещё тёплые. Все вещи, скафандры, стволы – всё на месте. Я один. Снова. 7:00. Сажусь за просмотр архива. 7:41. Отмечаю, что время на копьютере совпадает с моим. Следовательно, данные в дневнике – верные. Насколько могут быть. Проектов очень много. На девятом этаже, оказывается, было всего лишь процентов десять от всех. Всё остальное – ниже. И разумеется, засекречено. На что я только надеялся? Чего тут только не разрабатывали. Био-оружие, ядерный синтез для портативных реакторов, были даже попытки ускорить рост определённых культур в несколько сотен раз. Ничего такого, что не может постичь даже моё воображение. Печально. К хорошим новостям. Пусть просмотр засекреченных проектов был недоступен, я смог увидеть их названия. И одно привлекло моё внимание. Такое глупое, пафосное, что я бы счёл его детской страшилкой, не сиди я на девятом этаже сверхсекретного комплекса моей Родины. «Ящик Пандоры». Что может быть лучше? Только ящик Пандоры мог вызвать всю это… Всё это. 8:06. Пытаюсь вспомнить, как я умер. 8:07. В дневнике несостыковка. Нет, меня поражает не столько заметка «Я умер», сколько то, что время, в которое я её якобы написал, на одну минуту опаздывает. Я педантичный человек. Вплоть до самых-самых мелочей. Возможно, поэтому до сих пор сохранил рассудок. Я не стал бы делать такую ошибку. Ни за что. Опять танцы с бубном? Манипуляция… Со временем? Тьху. Солнцеликие, учёные гениальные, помогите. Не могу я без вас. Как не могу без «Альфы». 8:54. Выхожу искать путь на десятый этаж с дневником в руках. Если уж я записал время собственной смерти, то в этот раз хотя бы сделаю это без столь дикой ошибки. Постараюсь успеть до того, как меня поглотит апатия и начнутся кошмары в виде исчезнувших товарищей. Совы в тот раз хватило. 10:51. Я достиг десятого этажа. 10: 51 52. Я умер. Круг третий. 3:46. День первый. Пожалуй, перестану записывать новые даты. Оставлю только время и номер дня. И номер моей попытки. Это погоня за временем. Или от него. Не знаю, как правильно. Постараюсь свести заметки к минимуму. Нам нужно торопиться, если хотим добраться до десятого этажа прежде, чем «Альфа» погибнет среди покинутых строительных площадок и голых пещер. 4:59. Разобрались с Рябчиковым. Тот раскололся после переломанных пальцев правой руки. Слабак. Приятно наконец-то делать хоть что-то, в чём я достаточно хорош. 1:22. День второй. Седьмой этаж. Кравченко отрубили голову. Без звука, без предупреждения – одна тень, одно движение, одна секунда. Оставили его в коридорах. Пошли дальше. Сова в отчаянии. Володя рядом. Поддерживает. Ятаган хмур, как туча. Объяснить им всё во второй раз было тем ещё развлечением. 6:19. Сова сошла с ума. Вогнала нож в горло Володе, потом застрелилась сама. Пьём с Ятаганом, поминаем. 23:51. Девятый этаж. Ятаган не вернулся. Чем я думал, когда отсылал его искать предохранитель в груде мёртвого металлолома? Зато рекорд. Меньше, чем за два полных дня я добрался до девятого этажа. Один. Снова. 4:37. День третий. У лестницы на десятый этаж. Вся водка, что не выдул Кравченко, со мной. И скоро будет во мне. Я бросил пушки, бросил еду, бросил оборудование, вышел из скафандра – будем действовать на русский авось. 4:55. Я достиг десятого этажа. 4:54. Я умер. Круг четвёртый. 4:18. День первый. Выпустил старшему сержанту кишки. Запихал ему в рот, пока тот пытался орать что-то на английском. Это первый раз, когда я умер, не сдвинувшись с мёртвой точки. Сова прострелила бронебойным шейный позвонок. Точный выстрел, и это в целясь в скафандр-то! Быстрая смерть. Спасибо, младший лейтенант. Круг пятый. 4:04. День первый. Прострелил Рябчику голову. Нет времени. Во всех смыслах нет. Рвём когти вниз. Я не знаю, как, но я начинаю ориентироваться в тоннелях. Первые несколько этажей ещё непонятные, но как только появляются уже знакомые лаборатории, бараки в стенах и строительные площадки, я уже знаю, куда идти. 00:17. День второй. Седьмой этаж. Сова снова сошла с ума и сбежала в пещеры. Не знаю, почему это происходит в первую очередь именно с ней. В этот раз в живых хотя бы остался Володя. Я ничего ему не рассказал про предыдущий раз. Собрали провиант. Оставили стволы в коридорах. Перевели скафандры в режим мобильности. 00:59. Восьмой этаж. Почему это я? Почему я здесь заперт? Почему умираю, не дойдя до цели? Неправильный вопрос. Сперва надо понять, как я умираю. 6:32. Теряюсь в мыслях. Володя застрелил Ятагана. Причина? Неизвестна. Я отошёл всего на минуту, а когда вернулся, над телом уже стоял лейтенант. С пистолетом. Да, всё самое опасное осталось выше, но личные-то стволы я у отряда не забирал. Кравченко дрожит, не ест, не пьёт. Я курю сигарету, покрытую кровью друга. 9:41. Девятый этаж. Предохранитель пошёл искать уже я сам. Когда вернулся, все остались живы. Включил генератор, передохнул в комнате управления. Собрал ребят, выдвинулись к десятому этажу. 10:12. Кравченко сбежал. 12:03. Мы у лестницы на десятый этаж. Володя курит, пока я собираюсь с силами. 12:05. Мы достигли десятого этажа. 12:04. Я умер. Круг шестой. 3:41. День первый. Я вышел из скафандра, опустившись на холодные каменные плиты. Стрельнул у Володи сигарету, закурил. Надо немного выдохнуть. Важна не скорость. Как бы быстро я не достигал финала, он всё равно не меняется. Значит, я чего-то не знаю. Что-то в этом чёртовом эксперименте мешает мне. Не отпускает. Докурив, застрелюсь. Всё равно время зря потерял. Круг седьмой. 3:33. День первый. Оказывается, то мгновение после проникновения пули в висок очень болезненное. Уж лучше пусть Сова стреляет в случае чего. Неприятные ощущения. 6:52. День второй. Шестой этаж. Рябчик перебил всех. Пытал меня. Я вырвался, свернул ублюдку шею. Шпионы что, мысли читать умеют? 7:14. Вышел к теням. Безоружным, без скафандра. Круг восьмой. 3:25. День первый. Вот такая смерть мне нравится. Может ли нравится смерть? Мне нужно мыслить чётче. Вывести для себя правила, по которым нужно действовать в каждом круге. Я называю это кругом, потому что на другое название фантазии у меня не хватило. 3:36. Убил Рябчика. Успел объяснить всё отряду, пока Сова не пристрелила меня. 23:12. Шестой этаж. Все живы. Кравченко на грани панической атаки. Сова держится. Что на это влияет? Мы всегда начинаем с одного и того же. Почему исход – другой? 5:04. Восьмой этаж. Засада теней. Поторопились. Рванул реактор моего скафандра. С фейерверком я ещё не умирал. …Записи капитана становятся всё более неразборчивыми, словно он писал на ходу, кое-как выводя карандашом заметки… Круг семьдесят девятый. 3:42. День первый. Правила (нельзя забывать!): Рябчика нельзя убивать неожиданно или излишне жестоко. От ментального состояния Совы зависят жизни Володи, Ятагана и меня. Кравченко нельзя оставлять наедине с Володей или Ятаганом. Кто-то из троих неизбежно умрёт от рук другого к шестому этажу. Тени наполняют этаж за этажом, как вода набирается в ведро. Чем дольше я жду, тем больше их будет на верхних этажах. И, что парадоксально, меньше – на нижних. Тени не пользуются искусственными или природными подъёмами/спусками. Если не отправиться к десятому этажу сразу же после попадания на девятый, все, кто идёт со мной, исчезнут или умрут. Никто из «Альфы», кроме меня, не сохраняет воспоминания из предыдущих кругов. Если Ятаган жив к концу второго дня и мы НЕ на восьмом этаже, он уже мёртв. Подрыв кратера неизбежно приводит к перезапуску круга. «Ящик Пандоры». Записи личного интеркома из предыдущих кругов могу прослушивать только я. Для остальных чёрный ящик – пустой. Мне нельзя сходить с ума. Может, у меня здесь вечность. А может, эта попытка – последняя. «Альфа» выживет. Любой ценой. – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Ошибка. …нут. Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Голос Лихачёва, посмеивающийся. Тем не менее, он наполнен теплотой и умиротворением. – Эй, лейтенант, а ты знаешь, что включать… «Раньше в твоих глазах отражалась ночь… Теперь, когда за окнами ночь – твои глаза спят!»… Ну-ка… Ну-ка давай что-нибудь ещё. Лейтенант! Кому приказ отдал?.. Никто не отвечает капитану. Только скрипят и шуршат помехи в интеркоме, да играет в динамиках скафандра известная музыкальная группа. – «Это был новый день», Володька… В нём тебя нет… Звук, с которым падает стеклянная бутылка на каменный пол. Звук, с которым она катится в сторону, подальше от записывающего устройства. – А ты до сих пор в старом, там нет… Никаких прег… рад… Некоторое время слышна только музыка. Затем она прекращается, и Лихачёв тяжело вздыхает. – Тёмка… Василь'ич… Где же ты ходишь, старина, когда я тут… Подыхаю. Каждый. Сраный. Раз. И эта минута! Грёбанная минута! Сначала я подыхаю, а потом достигаю десятого этажа! Это вообще как?! Сквозь шорох и помехи слышны всхлипы. – Отряд… Володька, Сова… Ятаган… Кравченко… Простите меня, отряд «Альфа». Я больше не знаю, что попробовать. Я умирал на каждом этаже. Умирал по-разному. Умирал с вами. Умирал один. Оставлял вас на втором этаже, сам убегал, пытаясь добраться до десятого. И ведь добирался. А всё одно… Пауза. Скрип помех, нарушаемый всхлипами капитана Лихачёва. – Так легко свою жизнь я ещё не отдавал… Млять, я её вообще не отдавал! Короче, ублюдки, которые всё это сделали… Голос капитана совсем близко, словно он поднёс интерком к губам. – Я найду вас. Я выберусь отсюда. И вы все, нахрен, умрёте. Не важно, сколько у меня попыток. Хоть вечность, хоть бесконечность! Запись, в последний раз разразившись шелестом помех, останавливается. Руки младшего лейтенанта Ирины Уваровой дрожат, едва удерживая дневник, пролистанный до середины. – Ира, если ты не можешь… – Нет! Мы это начали. Давай узнаем, что всё-таки с ним случилось. И… Отзови ребят. Пожалуйста. – Костя… Где же ты, дружище… Пауза. – Да, да, я понял, лейтенант. Шорох страниц. Всё громче и громче. Круг ???. Я перестал считать, пожалуйста, простите… ПРоСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОсТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕПРОсТИТЕПРОСтИТеПРОСТИТЕПРОСТИтЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕпРОСТиТЕПРОсТИТЕПРОСТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОстИТеПРОсТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТЕПРоСТИТЕПРОСТИТЕПРОсТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСтИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТЕПРОСТИТеПРОСТИТЕПРОСТИТЕ МеНЯяЯяЯ …Дальнейшие записи неразборчивые, пока через несколько страниц они не возвращаются в прежнее ровное и структурированное состояние… Круг №1040250(примерно). Если хотя бы половина из насчитанных мною кругов(дурацкое название, в литературе Володи было куда более изящное – «петля») затрачивала хотя бы день, то я уже промариновался в этом месте больше тысячи лет. Как ощущаются эти года, спросишь ты меня, дневник? Ведь спросишь же? А, к чёрту. Я пытался сойти с ума. Намеренно и нет. Ничего не помогает. Отсюда нет выхода. Смерть = перезапуск. Перезапуск = снова третий этаж. Снова Рябчиков. Снова Сова. Снова безумие, которое поглощает моих друзей и товарищей по оружию. Эх. Наверно, как выйду отсюда, такое пособие можно будет запросить? За выслугу-то лет! По крайней мере, за всё это время никто из «Альфы» не умер от моих рук. Исключая предателя. Я… Наверно, пришла пора подвести итоги. Я прослушал каждый плейлист каждого члена отряда. У Володьки отличные старые песни, я тут успел стать фанатом «Кино» с «КиШом». У Совы японские, металл или рок. Качает. Ещё б я понимал, о чём в песнях речь. У Кравченко всякие ремиксы и попса с рэпом. Что-то понравилось, что-то не очень. Вот особенно «Фотографирую закат» показалась душевной. Так поёт парень, так поёт… У Рябчика старые, английские. Beetles… «Yellow submarine, yellow submarine…» У Ятагана оказалось больше всех. Linkin Park, Queen, Blink-182, немного ДДТ и Наутилуса. Когда он вновь потерял зрение, то в одном из кругом признался мне, что музыка – единственное, что позволяло ему идти дальше. Ха, старик. Он всегда умирает так трагично… Ятаган единственный, кто стойко выдерживает любое давление. Кроме меня, но я тут уже не первое столетие варюсь. Он никогда не сходит с ума, никогда не поднимает оружие против товарища. Сталь, а не мужик. Впрочем, я могу понять и остальных. Если бы у меня начали проявляться те же симптомы, то я б, наверно, загнулся точно также. Загибался бы, из раза в раз. Мы с Володей как-то разговорились. Ну, как как-то – раз семьдесят так точно эту тему поднимали. Про течение времени, имею в виду. Я поделился с ним странным ощущением тут, в кратере. Володька предположил, что время тут как бы замедлено. Очень сильно. Поэтому и приборы сбоят. Интересно, сколько тогда времени прошло снаружи? Я тут уже столько раз умирал. Может, хотя бы неделя? Весомый срок, чтобы послать спасательный отряд. Хотя… Может, оно того и не стоит. Если я не смог выбраться за тысячу лет, то может, ну его? Атомной бомбой, да весь кратер со всеми тенями, лабораториями и экпериментами нахрен, в пепел! Что ещё? Ну, из достижений – я научился убивать тени. Их не могут повредить пули, но если нечто «родное» им коснётся их туловища, они тут же рассыпятся в чёрный пепел. Проще говоря, их уязвимое место – бейджики. Одно попадание туда, и тень исчезнет. Только попасть ещё надо умудриться – даже Кравченко едва справляется. Чёрт знает, как это работает. Главное, что работает. Время, время. Надо что-то сделать с этим временем. С этой разницей в одну минуту между моей смертью и моим проходом на десятый этаж, к лаборатории. Я думаю об этом далеко не в первый, и далеко не в тысячный раз. Но так до сих пор и не смог родить решение. Я… Напивался столько раз, что от тех кругов оставались только каракули в дневнике. Скурил столько сигарет, что умер бы тыщу раз от рака лёгких. Столько раз убивал Рябчика, что даже это перестало давать отдушину. Я только смотрю, как мои ребята умирают, сходят с ума и оказываются поглощены этим местом. Научился у Кравченко молитве за спасение души. Он, когда жена с детьми погибли, пару лет ходил в церковь. Потом перестал. Говорит, бесполезно. Лучше уж тут, в заднице мира, колупать пещеры. Ещё я искал поломку. Ту, о которой сообщили, до всей этой заварушки с кругами. Восьмой этаж. Вентиляция вырубилась. Ну, и система ирригации на одном средненьком проекте. Чинил. Тащил предохранители с девятого этажа, чинил генераторы и трансформаторы, методом проб и смертей выучившись на неплохого такого электрика. Всё заработало, однажды. Потом я снова умер. Если честно, меня тошнит от одного и того же слова «снова». Как проклятье какое-то, честно. И всё равно ведь пишу снова это снова. Искал ответ и в терминале на девятом уровне. Прошерстил все объекты в открытом доступе. Ничего и рядом с «Ящиком Пандоры» не стояло. Однажды смеха ради заразил себя прототипом био-оружия. До сих пор вся кожа чешется. Фантомная боль? Интересно, если ад и рай всё-таки есть, то куда определят меня? Слышал, что мученичество у них в почёте. С другой стороны, столько суицидов, сколько я совершил, ни в одной стране не наберётся. Паршиво вот что. Каждый раз, просыпаясь в три часа, чтобы встать в кругу родных лиц, каждый раз объясняя им, что к чему, каждый раз доказывая это, я вижу одно и то же… Кое-что, что сильно бьёт по психике. Для них это всё – первый и единственный раз. Они хотят идти вперёд, хотят попытаться, в них полыхает надежда. Приписка мелким шрифтом : и с каких пор я стал так выражаться? А я хочу просто посидеть с ними. Поговорить ещё немного. Выпить, обняться. Поплакать в плечо. Поговорить о том, о сём ещё. Не уходить никуда, не бежать никуда. Я… Я просто очень устал. Жить. Умирать. И начинать всё с начала. Конец – не конец. И начало – не начало. Так, прелюдия. Круг №1040250(примерно). 15:45. День седьмой. Девятый этаж. Все мои друзья мертвы. Честно сказать, я ощущаю себя наравне с ними. Все тени на каждом из этажей мертвы. Это не спасло «Альфу». Не думаю, что спасёт и меня. Я стою возле лестничной клетки. Один из трёх спусков на десятый этаж. Есть ещё через пещеры, но там не угадаешь, когда «выкинет». Здесь всё просто. Шаг за границу, очерченную дверным проёмом – новый круг. Останусь здесь – ничего не случится. Я так уже жил как-то. Хватило на две недели. Одиночество куда страшней всяких страшилок. Я захожу, я умираю. Потом достигаю десятого этажа. Записи в дневнике не врут. Вопрос: как я их пишу? Столько смертей и до сих пор… Ничего. Никакого откровения. Нахрена я только подыхаю? Сверяю часы. 15:49. Шагну, и умру минуту назад. Почему? Почему я умираю? Что… Что, если в пределах лаборатории время идёт как вне комплекса? Ага, конечно. Что это меняет? Я уже продумывал эту мысль. И не раз. Я столько умирал! Как? Почему?! Нет. Я пишу это не для того, чтобы ныть. Соберись, Костя. Ты и так сам с собой общаешься. Если время здесь, где я стою, течёт в разы медленней, чем там… Что произойдёт, когда для меня время пойдёт вдруг в разы быстрее, чем до? Неужели… Меня просто разрывает на части? В миллисекунду, ровным слоем розовой влаги по серым стенам вокруг. Это объясняет мгновенную смерть. Это объясняет, почему в дневнике две записи. Сперва я достигаю десятого этажа, так как мои часы показывают время с поверхности. Показывают время с поверхности… Не внутри комплекса. Первая запись в нормальном времени. По хронологии первая. Потом я умираю. Вторая запись. Умираю в замедленном времени, в комплексе, минутой ранее. Или миллисекундой, не важно. Супер. Правда, это стоит отпраздновать. Только это делает моё положение ещё более безвыходным. Взорвать лабораторию я не могу – та же история с двумя надписями. Или с одной. Покинуть, по такой логике, комлпекс, тоже не способен. Никто из моих ребят не способен. Нас там тупо разорвёт, как меня кучу раз на этой лестничной клетке. Видимо, взрыв как раз и приводит к восстановлению изначального порядка. Боже, что это за слова? Почему всё так сложно? От одних этих мыслей можно в прямом смысле сойти с ума. Как… Как я должен в мёртвом комплексе, без доступа ко всем его секретам, «синхронизировать» время в нём и на территории лаборатории? Как?! Нет знаний. Нет опыта работы. Нет материалов. Нет времени. Нет. Кое-что из этого у меня всё-таки есть. Я перестану писать здесь. Буду вносить пометки, если вдруг захочу перезапустить круг. Ну, понятно, одиночество, бла-бла-бла. Похер. У меня есть шанс. Настолько маленький, что его невозможно сосчитать. Но он есть. Круг №1052218(примерно). 19:30. День девятьсот двадцать первый. – Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Ошибка. …нут. Назад. Воспроизведение… Скрип помех. Голос капитана Лихачёва всё такой же грубый и низкий, но теперь он кажется более… Монотонным?

Конец ознакомительного фрагмента.