– Сейчас принесу, сиди и не вставай, – кивает и, посерьезнев, уходит.

Его нет долго. Целых восемь минут, за которые я успеваю себя накрутить и успокоить. Даже сетую на то, что попросила чай. Он ведь снова придет и будет пристально смотреть глазищами своими карими, беспокойством душу мою на части рвать. Вижу ведь, что волнуется, носится со мной как с принцессой. Всегда так делал. И я хочу ответить на его искреннюю заботу добротой… Но прошлое горькое над нами дамокловым мечом висит да никак не сорвется, чтобы уже навсегда исчезнуть с жизненных дорог.

– Спасибо, – выдавливаю из себя улыбку. Выходит искренне, я правда благодарна Егору. Ладони отогреваются от горячей керамики, по телу разливается волна тепла, я прикрываю глаза, делая глоток, и морщусь, облизывая соленые губы. – Он с сахаром.

– Да, так нужно, пей. Я жду. – Он больше на меня не смотрит, утыкается в телефон и скроллит ленту. Мелькают чьи-то фотографии: компании, девушки, ребята в форме – и я изо всех сил заставляю себя не подсматривать за его жизнью. Не мое дело, чем он занимается. Мы давно не в интересах друг друга, так что не стоит давать даже слабую надежду.

Большими глотками пью приторную гадость. Стоит дну кружки победно засиять, с последним рывком я чувствую, как жизнь и правда становится лучше. Вообще что угодно будет лучше невозможно сладкой бурды, которую под внимательным надзором Дымова я влила в себя.

– Все. – Егор отставляет чашку на тумбочку и поворачивается ко мне. Долго изучает лицо, фигуру и, взбив подушку, которая была под его спиной, подмигивает:

– Доброй ночи.

Он почти доходит до двери, когда к моему горлу подкатывает паника. Дымов будто с собой все спокойствие забирает, оставляя холод и мерзкий страх, паутиной тело окутывающий. Меня опять трясет, я готова разрыдаться от собственного бессилия и чертовой правоты Егора. Он ведь сказал, что мне нельзя оставаться одной, значит, поймет все правильно. Мне бы хотелось, чтобы он не искал других смыслов.

– Я знаю, что многого прошу. – Дымов останавливается мгновенно, как будто только этого и ждал, но не спешит оборачиваться. – Но побудь, пожалуйста, со мной, пока я не усну. Я боюсь оставаться одна.

Егор не отвечает, только кивает и гасит свет. Укладываюсь головой на подушку, натягиваю одеяло до самых ушей и ложусь лицом к окну. Слышу и чувствую, как Дымов неторопливо подходит. Матрас проминается – он ложится и закидывает руки за голову, устремляя взгляд в потолок, потому что спать в ближайшее время не собирается.

Я быстро успокаиваюсь, полностью уверенная, что Егор меня спасет и от очередного кошмара. Перестаю разглядывать тени за окном, закрываю глаза и проваливаюсь в дрему, когда краем слуха улавливаю спокойное:

– Ты никогда не просила многого, Тори.

Всю ночь сплю как убитый. Как засыпаю в одной позе в обнимку с Тори, так и дрыхну до самого утра. Хороший сон вообще главное умение бойца, потому что после каждого выезда нужно набираться сил и восстанавливаться. Просыпаюсь скорее по привычке, чем по будильнику – последнего вообще не слышно, хотя часы показывают шесть сорок пять.

Я проспал в лучшем случае часа четыре, Тори немногим больше, но в постели ее уже нет. Как и следов ее пребывания здесь. Подскакиваю, ведомый странным порывом найти ее. Испугалась и сбежала? Какого черта тогда так рано? Я еще не насмотрелся и толкового ничего не сказал. За один только вчерашний вечер она оживила все мои чувства к ней. Глаза прятала, словно боялась вспомнить все, что между нами было. Прижималась ко мне в страхе, спасение находя. Тори доверила всю себя неосознанно, и от этого хочется оправдать огромный аванс.

Почти выбегаю в коридор и сталкиваюсь со своей беглянкой в дверях ванной. Она еще сонная, глаза еле открываются, но решимости в теле столько, будто эликсир храбрости приняла.

– Доброе утро, – говорю первым, чувствую: Вика сама навстречу не пойдет. Она девочка гордая, а я ее сильно обидел много лет назад. – Как ты?

– Сносно, – отвечает угрюмо. – Мне на работу нельзя опаздывать, так что я пойду. Спасибо тебе за все: и за спасение, и за помощь с кошмарами. – Щеки ее розовеют от воспоминаний о совместной ночи. Она напоминает мне ту восемнадцатилетнюю малышку, которую я долго-долго целовал, провожая до дома. – Я вещи в машинку кинула, не нашла у тебя корзину для белья. Можешь не провожать. – Она и правда собирается уйти, отступает, но больше двух шагов ей сделать не даю – хватаю за запястье и разворачиваю Тори к себе. Она растеряна, но сдаваться не собирается, мелкая грозная Оса. Смотрит исподлобья, испепелить готова, и я позволяю себе сбить ее с толку – веду по нежной коже большим пальцем. Мягкая, бархатная почти, трогал бы целый день.

– Подожди, я тебя отвезу, – не предлагаю, и Вика понимает, поэтому только тяжело вздыхает и кивает, с улыбкой произнося:

– Если ты планируешь завтракать, то я лучше вызову такси. – Она мягко высвобождается, растирает запястье, и я пялюсь на свою ладонь, не понимая, действительно ли так сильно сжал. От этой мысли неприятно свербит в мозгу: не так все идет, неправильно совсем. Не должен я пугать Тори, и ей не стоит меня бояться. Надо срочно все исправлять.

– Не планирую, закину протеин. Дай мне десять минут.