– И где ты бродишь?

– Мы в кино опоздаем! Сорок минут осталось! – подражая матушкиной интонации, вторила сестра.

– Все, бегу, только переоденусь. Да я быстро!

Я, как мне показалось, очень незаметно скинула шлепок и, бочком огибая моих суровых барышень, просочилась к шкафу: джинсы вот, свитер здесь, носки тоже. Метнулась к ванной переодеться.

– Так, где ты была в одном носке? – припечатало меня в спину.

– Ой, правда, мам, у нее один носок! – и малая туда же.

– Я?

И где я была в одном носке? Где может бродить девица с голой ногой? Неужели на лифте каталась?

– А я у соседки была… Нины Павловны, чай пили... У нее такой песик забавный взял и стащил с меня носок.

– Спаниель? – мама ехидно подняла бровь.

– Да, спаниель, – радостно закивала я, не почувствовав подвоха.

– А Нина Павловна – это такая моложавая старушечка, она как раз нам навстречу со своим спаниелем выходила, минут двадцать назад.

Вот я лоханулась, так лоханулась. Соображай, Василиса, ты же Премудрая.

– Нет, это ее подруга была, у нее тоже спаниель. Вот они как на меня накинулись и давай носок драть.

– Кто? Старушки? – хмыкнула мама.

Сестра хихикнула, прикрываясь ладошкой.

– Песики, конечно.

Я скрылась в спасительной ванной. Щеки алели, уши алели, даже шея пятнами пошла. Вот до чего брехня родителям доводит (аристократическое слово «ложь» сюда явно не подходило).

– Мам, – услышала я Маринкин шепот, – она вместо того, чтобы с женихами гулять, уже со старушками чай пьет. Так мы ее замуж никогда не выдадим.

Что ответила мама, я не расслышала, да и некогда подслушивать, кино не ждет. За пять минут собралась, и вот мы с сестрой в прихожей застегиваем сапоги.

– А почему на столе две тарелки? – новая атака.

– И ложки две, – конечно же вставила Маринка (предательница).

– Тарелки?

Следственный комитет рыдает без внештатного сотрудника Галины Сергеевны.

– Так это я вчера ела и сегодня поела.

– Слышала, мама, она посуду не моет, а ты меня заставляешь! Пусть мне папа тоже квартиру купит.

– Одной уже купили: ходит в гости в одном носке, посуду не моет, белье не гладит, и запах такой странный в комнате стоит, – мама как хорошая гончая втянула ноздрями воздух, – специфический такой запах, как…

– Как от папы второго января, – подсказала Маринка.

Вот что за сестра-то такая, а еще в кино ее веди?!

– Я не пила, – спешно отпираю замок.

– Ты-то, может, и не пила, – и голос такой «добрый».

– Мы ушли, – выталкиваю сестру, захлопываю дверь. Уф-ф-ф. Никогда не знала, что врать так трудно.

За стеной Олега работает дрель: вешалку назад цепляет. Улыбаюсь.

– Вась, ты чего? Пошли, – дергает за рукав сестра.

На улице уже стояла непроглядная темень, когда мы с «нагулянной» Маринкой вышли на своей остановке. А Олег мне так и не позвонил. Правильно, чего мне звонить, я же в кино. Хотя мог бы и эсемесочку прислать, или смайлик там какой. Было как-то обидно. Мама тоже отчего-то ни разу не позвонила, так на нее не похоже. Может, ждет, что у нас совесть проснется и мы сами сообщим, где бродим? Надо звонить. Я похлопала по карманам и только тут поняла, что телефона нет, да я его и не брала, он на столе рядом с немытыми тарелками остался.

– Марин, звони маме, что мы уже идем.

– У меня телефона нет.

– Как, и у тебя?

– А зачем, чтобы мама сто раз позвонила: не покупайте газировку, не ешьте попкорн, не отравитесь гамбургерами, чем мы там еще «травануться» можем?

– Пиццей.

– Во-во, а в мороженном этот, как его? Вась, ну подскажи, кто в мороженном живет?

– Стафилококк.

– Он самый, – Маринка торжествующе подняла вверх указательный палец.

– Бежим тогда, а то мама там с ума сходит.

Мои окошки тревожно светились, а в Олежкиных было темно. Спит? Ушел? А звонил ли?

– Кто такой Олегандро?! – мама брезгливо двумя пальцами держала мой телефон. – Он позвонил девять раз.

– Девять? Ты ему ответила?

«Девять раз! Скучает или случилось что-то?»

– Не имею привычки лазить по чужим телефонам, – мама была раздражена, нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.

– Во-во, она только по моей странице в ВК шарит, – подтвердила Маринка. – Это Васькин жених, – доверительно подмигнула она маме. – Да-да, она втюрилась: большое ведро попкорна мне купила, сережечки миньончиками, и сама себе улыбается как дурочка.