– Складно,- подтвердил Приват, - да вот только не про нашу жизнь. Вы вместо корабля счастья "болластовоз" сотворили, а все не хотите замечать... И почему так получается: как будто разными глазами смотрим? Вы видите одно, я - другое, святой отец наш - третье? Жизнь-то едина, неужели не может быть общего понимания?

– Чего же тут удивляться?- хмыкнул Белое.- Классовая слепота. Азбука марксизма.

– Знаю. Читал. Штудировал. Только не получается. Странная какая-то слепота, и не мешает дворянам Плеханову и Ульянову стать революционными теоретиками, капиталисту Энгельсу - классиком марксизма, сыну капиталиста Троцкому - борцом против капитализма, а князю Кропоткину - и вовсе анархистом? А с другой стороны...

– Слабо штудировал. Поднялись над классом...

– Вот именно. Они - поднялись, а другие - нет. Почему же? Условия жизни у них особые? Или, может, наоборот - головы у них такие? Сознание выше развито? Способности особые? Или потребности? Может, "классовая слепота" - это только для самых средних, самых серых? Может, все разделение не по "классовому сознанию", а по тому, сколько человеку ума от Бога отпущено?

– Жаль, время теоретических конференций прошло... Да, наверное, и не было никогда времени...

– Что жили впопыхах, это правда. Такая печальная правда - никак не могу примириться. Куда вы так торопились?

– Шанс появился.

– И вы-то уж не упустили, - сказал Приват с сарказмом, впрочем, не оцененным Беловым.

– Не для нас шанс, - сказал он, - для всех людей вообще. Мог бы догадаться, ученая голова...

Приват действительно задумался, даже покивал головою, а потом заявил решительно:

– Слишком широко берете, товарищ Белов.

– А уже брать, - Василий Андреевич опять похлопал по карманам и поморщился, - неправильно будет. Именно в таком масштабе только и нужно подходить. Ошибались... Да, что и говорить; но цель, цель! И стремление самое искреннее!

– Ну что же,- согласился и даже вроде как чуть-чуть повеселел Приват,будем "балласту" ставить бо-ольшие памятники. Жаль, поздно, а то бы и я в скульпторы пошел. В монументалисты.

Нужно было знать Привата, чтобы почувствовать: он начал развивать длинную логическую цепочку, как шахматист заготовленную комбинацию. Василий Андреевич это знал, не раз уже схлестывались, когда плотность внешних событий давала силы.

– Пойми ты, без полувека профессор, - перебил его Василий, - что вокруг самых правильных идей, как только они становятся идеями правящими, неизбежно зашевелятся "повторялы", чуждые по сути, но действующие вроде как в рамках...

– И давно вы это поняли, Василий Андреевич?

– Какая разница? Факт есть факт.

Приват с сожалением покачал головой:

– Если бы... И не "факт". Не хотите додумывать до конца. Страшно.

– Мне-то чего бояться?- засмеялся бесплотный комиссар.

– А это привычка. Инерция, если хотите. Поработаешь десяток лет в условиях жесткого централизма - и вырабатывается особое мышление. Во всем разумный, да не во всем, не до конца. Как только ключевые слова названы, ключевые понятия определены - начинается не мышление, а повторение догм.

– Теоретик,- хмуро констатировал Белов, и в самом деле не желая, чтобы мысли скатывались... или, точнее, поднимались на тот уровень, за которым многое становилось не бесспорным, и прежде всего - их собственные, сегодняшние, вроде бы уже решенные, вроде бы уже необратимо катящиеся дела.

– Доведем до ясности вашу мысль,- предложил Приват и, не дожидаясь согласия, продолжил: - Представим, что во всех звеньях, на всех ступенях соберутся такие "повторялы". А что соберутся рано или поздно - это неизбежно, по расчету двигаться наверх легче, чем по велению сердца. И тогда начнется. Правь бал!

– Разогнались.- Предчувствие того, что Приват обязательно скажет нечто такое, что придется принять, подстегивало Василия Андреевича, заставляло сказать то, что было его правдой: - У нас не по словам честь. И в креслах во всех сидят лишь до той поры, пока слова с делом не слишком расходятся.

– Я вашему оптимизму иногда завидую,- сообщил Приват и вдруг без перехода спросил: - А если те, кто может снять, уже сами точно такие же? Если давно выработался целый, как у вас принято говорить, класс, кровно заинтересованный, чтобы ничего не менялось? Готовый держаться до последнего, все распродавать: и прошлое, и настоящее, и будущее - лишь бы на них самих, на их положение ничто не надвинулось?

– Хватит об этом. Дело давай. Лаптев чего приезжал?

– Лаптев?
– переспросил Приват.
– Лаптев суетится. С нами, сами понимаете, для него все ясно, но вот тут еще выплыло с церковью... Деликатная проблема. В свете ситуации... Официально не поощряется кресты сшибать, как во времена оны...

Василий, в восемнадцатом самолично своротивший крест с большой Покровской церкви, погладил усы. И сказал:

– Не та церковь пошла.

Глава 4

На исполкомовскую площадь Виктор заезжал редко: какие дела в исполкоме? Сейчас, объехав лишний круг, он пристроил " Москвич" на тесную служебную стоянку и отправился разыскивать отдел коммунального хозяйства.