Шрифт:
– Бу–бу–бу.
Не нравится, видите ли, пол.
Настроить на «би»!
А не знаю как. Инструкции не приложено.
Чудо ненастроенное.
***
Бим вознамерился по приезду домой выучить Марсельезу.
Слова и мелодию Интернационала он наполовину знает.
Но, проехали тему.
***
Возвращаемся на час–другой назад.
То есть снова в утро.
Утро только в жизни короткое, а в литературе его можно развести на страницы.
Не верите – проверьте сами.
Не забудьте кошечку, клопов, отсутствие электричества, воды в кране, о–о–о, ё–ё–ё. Банного банщика. Дворецкого внутри, садовника снаружи, дворника под окном. Который на родине натурально шевелит стену лопатой…
А тут, бль, дь, де Ревня, не Ровня, не Льеж certains не ровня, а де Париж, сударь–град, мол!
Да. Мол. Мол бишь при'стань: приста'нь ко мне heute Abend, ce soir, tonight, ком цу мир тебе говорят.
Механизьму неподвластна и функция поиска ненорматива. Я её просто–напросто выключил для этой главы.
Иначе будет неправдиво. Диво. Ива. Ив Монтан. Болтан. Желтан.
– Молчать!
– Жу–жу–жу! Жу–жу–жу!
– Лучше бы на плагиат проверила! Дура! – я уже понял, что Катька не просто железяка, болтающая в микрофон – она ещё и БАБА. Ба Ба! Вот так.
Она: «Сам такой!»
Я: «Кто тебя включил? Порфирий Сергеич?»
Она: «Откуда я знаю из чьёго кармана выпала: очухалась, смотрю – пора вас определять».
15. Зольдаты фюллера
Бим понял по–своему, – я давно уже встал, – сказал он генералу, – это ты дрыхнешь.
(Кажется, мы снова вернулись к началу: какой–то сурковый день!)
– Я не дрыхну, – сказал генерал, – я час назад вскочил, позавтракал и к машине сбегал.
– Ну и как вскоч, пользителен был? – поинтересовался Порфирий.
– Потом расскажу.
Судя по глазам, всё было не так уж кончено и с пользой всклокочено. Так как наша Реношка с чемоданом на крыше в какой–то момент оказалась близко – под нашими окнами, на расстоянии двух плевков от главного входа.
Но я забежал вперёд.
И никаких лазерных датчиков, никаких микропроцессоров, фиксирующих приближающуюся теплоту в виде полицейских, а в итоге тревогу не было.
Не было ни глаз у нас, ни ушей.
Все в ожидании беды, а Ксан Иваныч больше всех.
Бим слова не знал, хотя они вроде бы стали международными, – или это про Марсельезу? – зато вспомнил мелодию.
А я некстати, а, может, даже и не правильно, вспомнил, что в Мюнхене мы тоже жили у вокзала типа Ду Норда, Северного, то бишь.
Меня послали далеко, так как не в названиях вокзалов была суть, а в наличии рядом с ними бесплатных стояков.
Буква «Р» (Пэ) где у вас, уважаемые парижане?
Есть такая буква у вас в алфавите? Ну так в чём же дело?
– Хренов тут найдёшь бесплатные стоянки! Вот в чём!
Я тоже стал зольдатом фюрера и смирился с будущими штрафами, хотя штрафы пришлось бы платить мне из общака.
Это не экономично: я был главбухом и кассой, вёл счёт расходам. Поначалу. В Люцерне запутался, замотал товарищей отчётами и несовпадухой. И плюнули.
Плюнули сообща. А рад я: там и мои паевые вложены. Не хочу платить штрафы из своего.
***
…Я уже сказал, что давно проснулся, успел заглянуть в душ, состирнуть вчерашние носки, трусы и майку, в которых спал, и вывешал всё это хозяйство на заоконную решетку…
– А ты молодец: хорошо с трусами придумал. С сушкой то есть. Я бы не допёр. Не сдует? Кирюха, а ты всегда такой?
– Какой такой?
– Ну, типа чистоплотный…
Слово чистоплотность для Бима – постыдное слово. Сквернее, чем мат.
– Я обыкновенный, – сказал я, – зачем грязное бельё увеличивать? Потом хуже будет. Где бельё вешать, если его целый мешок? Я ма–а–аленькими дольками, но зато каждый вечер. Мне это отдыхать совсем не мешает.
– А в Праге было где вешать, – мечтательно напомнил Бим.
Красоты ансамблей ему были как бы пофигу – на четвёртом месте после пива, состояния миокарда и некоторых интимных удобств.
На самом деле в Праге обычного окна, которое удобно использовать в качестве сушилки, не было.
В большой комнате было только малюсенькое мансардное окошко, до которого, чтобы дотянуться и облокотиться, нужно было подставлять стул.
В это окно мы только курили.
И, рассуждая о строительной судьбе Родины, обозревали черепичные, медные, цинковые крыши древнего города, освещаемые звёздами: тускло и невыразительно, будто испорченными точечными светильниками фирмы «Рос–Свет».