Шрифт:
Он не был ни царем, ни пастухом.
ЗУЛЕЙХА ДОМОГАЕТСЯ ВСТРЕЧИ С ЮСУФОМ, НО ТОТ ЕЙ В ЭТОМ ОТКАЗЫВАЕТ
Известно всем сердец влюбленных свойство:
Влюбленным соприродно беспокойство.
О встрече грезят страстные умы:
Немного радости берут взаймы.
То сердце, что изранено любовью,
Глазам приказывает плакать кровью,
Но лишь глазам предстанет нежный друг —
Ликует сердце, светел мир вокруг.
Однако тут же в сердце — снова мука:
Опять, опять страшит его разлука!
Для страждущих — награды нет в любви,
Для жаждущих — отрады нет в любви.
Ее начало — скорбь сердец, и только,
Конец — погибельный конец, и только!
А если скорбь — вначале, смерть — потом,
То как же счастье мы в любви найдем?
Ты видишь, каково любви начало?
Пока Юсуфа Зулейха не знала,
Она мечтала радостно о нем
И тешилась мечтой и чудным сном.
Увидела того, кого искала,
Но этого ей оказалось мало:
Теперь хотелось ей к нему прильнуть,
Обнять его, упасть к нему на грудь,
Теперь ждала, пылая и тоскуя,
Его рубинового поцелуя.
И вправду кто, любовью ранен, в сад
Приходит, чтоб на розу бросить взгляд,
Сперва ликует, въявь увидев грезу,
Но, возбудясь, потом срывает розу.
Свидания искала Зулейха,
Была душа Юсуфа к ней глуха.
Она рыдала, думая о встрече,
А он старался спрятаться далече.
Она дрожала, на него взглянув,
Но под ноги себе смотрел Юсуф.
Безумствовала страсть ее немая —
Юсуф молчал, ее не понимая.
Ее сжигала тайная гроза —
Он отворачивал свои глаза.
В ее глаза, где страсть царила властно,
Юсуф не мог смотреть, страшась соблазна.
Кто любит, тот становится смелей,
Взглянув в глаза возлюбленной своей!
А Зулейха была в изнеможенье,
Не в силах вытерпеть пренебреженье.
Убила осень юную весну
И розы щек одела в желтизну
Увы, под бременем скорбей страдая,
Свой стан согнула пальма молодая.
Где свежесть губ, где блеск ее лица,
Который щедро озарял сердца?
Она причесываться забывала,
Зато в смятенье кудри вырывала,
Пред ней, согбенной, зеркалу взамен,
Блистали зеркала ее колен.
Кровь из очей струилась непрестанно,
И слезы заменили ей румяна.
Весь мир в ее глазах одела тьма,
Излишней сделалась для них сурьма.
Она глаза сурьмою не сурьмила —
Сурьму бы всё равно слезами смыло!
Страдая от незримого огня,
Заплакала, во всем себя виня:
«Влюбилась ты — позор подобной твари!
В раба, который куплен на базаре!
Властительницей быть — твоя судьба,
Зачем же любишь своего раба?
Ищи любимых во дворцах: царица
Имеет право лишь в царя влюбиться!
Не только странно то в твоем рабе,
Что вовсе не стремится он к тебе.
До жен Египта слух дойдет об этом,
И станешь ты насмешек их предметом».