Вторая романическая поэма «Пятерицы» Джами — «Лайли и Маджнун» (3860 бейтов) В основе этого распространенного на Востоке сюжета своеобразного аналога повести о Ромео и Джульетте лежит предание из быта кочевых арабов: история исступленной любви юноши поэта Кайса к девушке враждебного племени — Лайли. Легенда возникла в бедуинской арабской среде в VII веке. Надо заметить, однако, что в изначальных версиях любовная линия сюжета развита слабо, они рисуют в основном образ Кайса — поэта, прозванного за одержимость любви Маджнуном, то есть Безумцем. В арабской литературе даже было распространено особое сочинение: любовные стихи Маджнуна, предваряемые кратким изложением той или иной ситуации его многострадальной любви. Появление этого сборника относят к XI веку и приписывают некоему Абубекру ал-Валиби.

Первая разработка легенды в виде целой поэмы в персоязычной литературе принадлежала Низами (1188) Его бессмертное творение, в котором арабская легенда приобрела художественную и сюжетную законченность, способствовало широкому распространению сказания о трагической любви Маджнуна и Лайли. В течение многих столетий она волновала воображение писателей, и для многих из них отправной точкой служила именно поэма Низами.

Из таджикско-персидской литературы сюжет проник в другие итературы Востока. К настоящему времени насчитывается более ста поэм на эту тему на таджикском, персидском, турецком, узбекском, азербайджанском, грузинском, курдском, армянском языках, на языках панджаби, урду, пашто. Некоторые из этих поэм были переведены наа языки других народов. Тема любви Лайли и Маджнуна проникла в изобразительное искусство, музыку, в наши дни — в театр, кино и телевидение. В XX веке этот сюжет, обработанный таджикскими, узбекскими, азербайджанскими, туркменскими, арабскими и урдуязычными писателями, стал темой многочисленных драматургических произведений. Среди них можно назвать одноименную трагедию Ахмада Шауки (1868-1932), оперу У. Гаджибекова (1908) и таджикский балет, снятый в виде фильма-спектакля. Одна из самых последних прозаических обработок легенды принадлежит известному писателю современной Турции, сатирику Азизу Несину, его произведение издано в Анкаре в 1972 году в серии «Народная книга».

Среди множества поэм о Лайли и Маджнуне творение Джами можно поставить на одно из самых почетных мест, и не только по высокой поэтичности и немеркнущей яркости созданных образов, по удивительной, литой афористичности стиха, но и в силу активного гуманистического начала основной идеи поэмы. Джами творчески обогатил известный ему сюжет и в детальной разработке конфликта, и В особом динамизме повествования, и в тонком психологизме переживаний несчастных влюбленных. В поэме Джами явственно слышится голос осуждения косных и жестоких сословных установлений, протест против ограничения свободы чувств.

Светлое человеколюбие и эмоциональная напряженность творения Джами наделили эту поэму непреходящей силой воздействия на читателя. Поэма оказала огромное влияние на последующих поэтов, писавших на персидском, таджикском и тюркском языках: Навои, Хатифи, Сухайли, Физули и др.

«Пятерицу» Джами, так же как и у Низами, завершает поэма об Александре (Искандаре в персидском употреблении).

К XV веку персоязычная литература накопила уже многовековой опыт воссоздания образа Александра Македонского. Исследователи отмечали, что восточная трактовка образа Александра существенно отличалась от западных «александрий» — рыцарских романов о подвигах великого полководца, о завоевании им диковинных стран и победах над фантастическими чудищами. Восток воспринимал Александра Македонского прежде всего в его связи с Аристотелем, и центр тяжести в повествовании об Александре перемещался на вопросы политического управления страной, теорию военного дела, систему философско-этических учений. Уже в VI веке за Ближнем Востоке сложилась традиция придавать Александру черты идеального правителя.

Восточные «александрии» сближаются с жанром «зерцала», адресованного правителям. Эти романы, где действующим лицом выступает и Аристотель, были одновременно и занимательным чтением, и своеобразными энциклопедиями, из которых можно было почерпнуть необходимую сумму научных представлений.

Как своды политической и этической мудрости создавших их эпох восточные сказания об Александре интересны и ценны не только с историко-литературной точки зрения, но и, в частности, для воссоздания истории идеологических учений на Востоке.

«Книга мудрости Искандера», созданная Джами (она насчитывает 2315 бейтов) в этом отношении наиболее показательна. Образ идеального правителя получился у Джами более завершенным, чем у его предшественников. Если Александр у Фирдоуси (934-1020) обрисован прежде всего как завоеватель, у Низами — как носитель божьей справедливости, у Хосрова Дехлеви — как блестящий венценосец, любитель пышных дворцовых празднеств, то Искандар у Джамн главным образом воитель за земную справедливость, несущий освобождение обездоленным и бесправным, воплощающий народную мечту о справедливом монархе.

Просвещенность одно из главных требований, которое поэт предъявляет правителю. Готовящий себя к власти над людьми, утверждает Джами, должен с юных лет получить воспитание и образование у мудрого наставника, такого, каким для Александра был Аристотель. Но и принявшему корону правителю надлежит в своих заботах о подданных повседневно держать совет с мудрецами.

Джами обращает к правителям слова Искандара:

Если царь не будет мудрецом,

Он родину не озарит венцом.

И если царь в невежестве погряз,

Он горе для народа и для вас.

Великий гуманист Джами идет, вслед за Низами, еще дальше, рисуя развернутую картину идеального государства без войн, без господ и без рабов, где царствуют равенство, свободный труд и справедливость. Это идеальное общество, не нуждающееся в правителе:

То город был особенных людей.

Там не было ни шаха, ни князей,

Ни богачей, ни бедных. Все равны,