В коллекции есть даже электронная печатная машинка, якобы принадлежавшая когда-то одному из писателей, книжки которого Настя очень любила читать в детстве. Он никак не мог привыкнуть к компьютерам и до конца дней своих отстукивал романы и рассказы исключительно на этой машинке. Настя порой проводит пальчиками по её клавишам, замирает и закрывает глаза, будто подпитывается от неё энергией, хотя она не включает её в розетку, и машинка, по сути, мертва. Настя ценит её выше всего в своей коллекции. Я не знаю, где она её раздобыла. Ну право, не взломала же она квартиру писателя, узнав о том, что тот умер и машинка ему больше не понадобится. Может, она думала, что дело-то как раз в этой машинке, что она волшебная, и любой, кто ею владеет, сможет хорошо писать.

Иногда Настя предлагает мне потрогать клавиши, ведь они помнят пальцы писателя, которого и я в детстве любил. Она думает, что от этих прикосновений и у меня в голове появится какая-нибудь гениальная идея, но я чувствую только легкое покалывание в подушечках пальцев, будто по ним бьет слабый ток, а вдохновение ко мне никак не приходит.

– Ты подключи её к розетке-то, – как-то посоветовал я Насте.

– Зачем? – спросила она.

– Как зачем? Посмотрим, может она сама начнёт тогда печатать.

– Ого, классная идея, – заулыбалась Настя.

Она тоже придерживалась теории, что в вещах, которые долго кому-то принадлежали, остаётся частица души хозяина.

Прежде чем воткнуть вилку в розетку, Настя заправила в машинку чистый лист бумаги. Но он был для принтера и машинке, скорее всего, придётся не по вкусу. И всё ж, после того, как Настя подключила её к сети, я с замиранием сердца ждал, что сейчас клавиши оживут. Сперва они чуть-чуть поддадутся, отпечатают первую букву, остановятся, потом вторую, третью, после чего процесс пойдет быстрее, и машинка затарахтит, как пулемет. Я даже затаил дыхание и вдруг понял, что и Настя не дышит.

Мы смотрели на машинку. Что-то урчало в ней, будто это просыпалось её сердце, но печатать она так и не начала.

– Мы хотя бы попробовали, – сказала Настя.

Эти слова напомнили мне фразу из фильма Милоша Формана «Полет над гнездом кукушки», когда герой Николсона поспорил, что свернет с места намертво вмонтированный в кафельный пол унитаз, а когда у него это не вышло, сколько он не тужился, он как раз и произнес ту же фразу, что и Настя.

– Да, мы попробовали, – повторил я.

Вот тогда-то я и понял, что всегда надо пробовать раз за разом, пусть и шансов на успех абсолютно никаких нет, но вдруг произойдет чудо, и всё получится.

– Садись, – Настя кивнула на кресло, – а то ещё в обморок упадёшь.

– А что так, страшно будет?

– Постараюсь, чтобы не очень.

Настя взяла металлическую коробочку, лежавшую на компьютерном столе, надавила кнопку на её боку. Коробочка раскрылась, как распустившийся цветок. Настя положила её на пол почти у моих ног, потом села за стол, включила компьютер, подождала чуть-чуть, пока тот нагреется и оживет.

– Смотри.

Хорошо, что я уставился на то, как её пальчики бегают по клавиатуре, на то, как свет монитора отражается на коже её лица, и на коробочку никакого внимания не обращал до той поры, пока не почувствовал, что в комнате есть ещё кто-то помимо меня и Насти.

– Ой, ё-ё-ё, – невольно промычал я, когда чуть скосил взгляд и увидел прямо перед собой застывшего драфта из игры «Зазеркальный мир».

Он смотрел на меня остекленевшим взглядом, и если честно, то у меня от этого побежали по спине мурашки. Я весь покрылся холодным потом, волосы начали вставать дыбом, а мозг отказывался воспринимать происходящее.

Я застыл, боясь пошевелиться. Вдруг драфт, заметив мои движения, оживет, набросится на меня и разорвет своими громадными клыками. Как ему объяснить, что я всегда бьюсь по одну с ним сторону?

Настя ведь предупреждала меня, что будет страшно. Но я думал, она покажет какую-нибудь страшную картинку на мониторе, а тут драфт, почти как живой. Почти – это только потому что я знал: драфтов в реальности не существует. Но выяснилось, что Настя каким-то образом пробила ход в виртуальность, и вот сейчас через этот пролом повалят легионы всяких монстров, а мне придется встать у них на пути и попробовать не пустить в реальный мир.

Смотри я постоянно на коробочку, наверное, бросился бы обратно запихивать эту образину. Накрыл бы коробочку собственным телом, будто это граната, которая может взорваться, и надо непременно остановить осколки, пусть и ценой собственной жизни, а то они тогда разорвут Настю на куски. Она-то, конечно, будет смеяться, наблюдая за всеми моими метаниями, пока и я не пойму, что выгляжу, по меньшей мере, комично и тоже засмеюсь, уставлюсь на ту страшную образину и за этим смехом спрячу свой страх.