– Спортсмен хренов. Вот мы с пацанами встретим тебя как-нибудь вечерочком, посмотрим, какой ты спортсмен!

Угрозу свою Минька не забыл. Он вообще был по-своему последователен. «Корням» своим, двум Лёхам, он всегда говорил:

– Надо, чтобы уважали нас. Боялись. А значит, спускать ничего нельзя. И всегда уметь силу свою показать.

В тот вечер, оказавшись после часа бесцельного блуждания по посёлку в компании «корешков» у дома Коршункова, Минька вспомнил о своей угрозе. Долго уговаривать Некрасова с Горшковым не пришлось. Они и сами были весьма не против поразмяться. Одержать очередную победу, славную и, как обычно, лёгкую. Потешить своё пацанское самолюбие. К немалому удивлению поселковых хулиганов, на их нестройный вопль: «Эй, лох поганый, выходи! Поговорить надо!» учитель отреагировал практически сразу. Он не стал прятаться в квартире. Напротив, он тут же вышел во двор. А дальше… Бой был коротким. Победа – сокрушительной. Но одержал победу эту странный городской парень. Много позже один из непосредственных участников событий Минька Мальков рассказывал: «Такую “вертушку” я только в кино видел. Да он Ван Дамм, в натуре!» Проспавшись к полудню следующего дня, обнаружив на своих физиономиях красочные следы вечернего приключения, трое «крутых» парней начали звонить друг другу. Встретившись на улице, они снова отправились к дому учителя. Извиняться. Коршунков выслушал их извинения несколько прохладно, но вежливо. На прощание пожал всем руки. А спустя два дня Минька с приятелями вновь пришли к Коршункову, но на сей раз – на тренировку. Первым в зал, постучав, вошёл Мальков. На правах парламентария.

– Тренер, примите нас. Заниматься у вас хотим, – уверенно и громко выпалил Минька.

– Да, очень хотим! – подтвердил Горшков, просунув в приоткрытую дверь порозовевшую от смущения физиономию. Некрасов, самый молчаливый и замкнутый из троицы, остался ждать на улице.

– У меня занимаются только школьники, ребята, – улыбнулся Коршунков, взглянув на Миньку поверх очков. Даниил Алексеевич сидел на деревянном школьном стульчике, второй поставив перед собой в качестве стола, и что-то писал в толстой тетрадке. Из соседней раздевалки доносился гул голосов. Тренировка только что закончилась, ученики переодевались, чтобы идти домой. Одевшись, каждый из них заглядывал в дверь, аккуратно отодвинув верзилу Горшкова, и говорил сэнсэю:

– Спасибо за тренировку, Даниил Алексеевич! До свидания!

– Ну, мы же это… Тоже школьники. Только бывшие… – пробубнил Мальков немного растерянно. Он совершенно не знал, как вести себя с Коршунковым. Уверенность молодого педагога в себе в сочетании с его спокойной вежливостью вгоняла Миньку в некий ступор. Наглая, циничная маска, которую он носил так давно, что она уже почти приросла к коже, спадала с него, открывая истинное лицо – лицо предельно неуверенного в себе, даже несколько трусоватого человека с крайне ограниченным кругозором и микроскопическим жизненным опытом.

– Возьмите, тренер, а? – поддержал приятеля Лёха гнусаво, почти жалобно. – Всё нормально будет. Мы стараться будем. В натуре! – добавил он в конце для пущей убедительности.

Коршунков засмеялся. Он закрыл тетрадку и поглядел на своих недавних «обидчиков» дружелюбно и весело.

– Ну если «в натуре»… Так. Тренировки – два раза в неделю, по вторникам и четвергам. В шесть. Не опаздывать. Форма спортивная – обязательно. В зале ходим исключительно босиком. Разуваться при входе – обязательно! Увижу, что шастает кто по залу в уличной обуви, – заставлю мыть пол. Плюс сто штрафных отжиманий. Да, про мытьё полов! Пол ученики моют по очереди. Следующий в очереди – ты!

И тренер уверенно ткнул пальцем в Малькова.

– Гы-гы-гы… – довольно загоготал за спиной Миньки Горшков.

– Чо ты ржёшь?! – злобно огрызнулся Мальков на приятеля. – Тренер, а чо я-то?

– Меня зовут Даниил Алексеевич. Тебя что-то не устраивает? – в голосе Коршункова почувствовались металлические нотки.

– Помою, – буркнул «главарь банды», опустив глаза в пол.

– Тогда до вторника. До свидания!

И вот четыре дня спустя ровно в шесть трое хулиганов уже стояли перед строем, привычно пряча внутреннюю неуверенность за нагловатыми улыбками. А Коршунков говорил, обращаясь ко всем своим ученикам:

– Ребята, у нас трое новеньких. Они вам, наверное, уже хорошо известны…

По лицам доброй половины учеников проползла серая тень недовольства. Троица была им всем слишком хорошо известна. Хорошо, да не по-хорошему.

– Новенькие – люди взрослые, но их путь в карате только начинается. Многого они могут не уметь и не знать. Вы, ребята, должны поддержать новичков, помочь им…

Говорил Даниил Алексеевич тихо, но каждое его слово отчётливо слышалось даже в самом отдалённом уголке спортзала. Если бы какой мухе пришла в её мушиную голову неумная мысль пролететь над строем, жужжание, наверное, показалось бы всем подобным гудению самолёта, такая в зале стояла тишина.

– Ну что же, – подытожил Коршунков, – добро пожаловать в клуб!

И все захлопали в ладоши. Вначале – нестройно и будто нехотя, а потом громче, громче…

– Блин, серьёзно у них тут всё, в натуре! – шепнул Горшков на ухо Миньке. Тот ухмыльнулся в ответ. С какой-то затаённой издёвкой ухмыльнулся.

– Романтики ряженые… – процедил Мальков сквозь зубы чуть слышно.

– Чо, думаешь, хрень, да? – тут же засомневался Горшков.

Некрасов не проронил ни слова, как обычно, оставив мнение при себе. Однако на его хмуром лице при определённых навыках психолога можно было прочесть, что Алексею очень нравится всё происходящее в зале. Некрасов всегда «болел» техникой, машинами. Ему нравились точность, надёжность, предсказуемость механизмов. Их внутренняя сложность в сочетании с простотой, практичностью. И ему отчего-то очень захотелось остаться здесь, стать частью этой живой, организованной, одухотворённой машины, так умело налаженной мудрым механиком – тренером.

На первой же тренировке не только Коршункову, но и всем «стареньким» ученикам стало ясно, что двое из трёх новичков – «случайные пассажиры» и долго на секции не задержатся. Минька постоянно спорил с тренером и отпускал нелепые шутки. А здоровенный с виду, будто бурый медведь, Горшков плаксиво ныл, что у него болят кулаки от отжиманий, пресс – от сгибаний тела, а ноги – от растяжки. Некрасов же оказался на проверку парнем совсем из другого теста. Он был, как обычно, молчалив, но исключительно вежлив с Коршунковым и учениками. Не задирал нос даже перед самыми младшими, из начальной школы. Внимательно выслушивал всё, что объяснял тренер, стараясь не упустить ни одного слова. И трудился, трудился изо всех сил.