– Э-э-э… Анаси Миходич, я спросить хотел… – окликнул его сатир из прихожей, одним прыжком выскочив из штанов и стягивая куртку. – Вы говорили, что умеете не показываться на глаза хозяину. То есть умеете невидимым становиться? Если умеете, почему тогда невидимым не станете и не дойдёте так до больницы? Не пришлось бы тогда вам мас-ки-ров-ку делать.

– Могу, Сатирушка, конечно, могу. Да только дома. Дома мы многое можем. Дома мы, считай, волшебники. Дом для нас – все. Дом и хозяин…

В это время в дверь громко и настойчиво позвонили.

Домовой растерянно посмотрел на сатира, а Сатирик – на сову. Вслед за длинным звонком последовал ещё один, и ещё… Потом в дверь постучали, затем стук перешёл в мерный грохот кулаков, а потом и ног.

– Андрюха, открывай, в натуре, я знаю, что ты там! Э! Будь человеком… – послышалось из-за двери.

– Это сосед-алкоголик, – с оттенком обреченности в голосе вымолвил Афанасий, – так просто он не уйдёт…

– Так, – сухо и деловито сказала сова, она же – миссис Стрикс, – вероятнее всего, он пришёл за деньгами? Ему надо опохмелиться, так?

Домовой и сатир уставились на сову со смесью удивления и восхищения.

– А что вы так смотрите, друзья мои? То, что я живу в детской сказке и учу там зверят уму-разуму, совсем не означает, что я совершенно не знаю мира людей, – поспешила объяснить сова. – Нет, злые и некрасивые его стороны мне глубоко неприятны, но я обязана их знать, ибо я – педагог. Чтобы учить хорошему, надо знать, что в мире есть и зло. Говорите, он не уйдёт?

– Да не уйдёт он, зараза, видать услыхал, что в квартире кто-то есть, – чуть не со слезами на глазах сказал домовой. – У него, когда выпить хочет, слух, как у хорошей собаки. Ещё весь подъезд взбудоражит…

– Так, – ещё раз произнесла сова (она очень часто произносила это слово, хоть и учила своих учеников, что надо бороться со «словами-паразитами»), – в доме есть какие-то деньги?

– Хозяйские – не трону! – твёрдо заявил домовой. – Есть у меня, правда, небольшая, заначка за шкафом… – как бы нехотя добавил он.

– Несите. Быстро! – сова была своей решительностью подобна Наполеону. – Сатирик – в комнату. И дверь за собой закрой.

Сатир послушно скрылся в комнате.

– Так (это был триумф «слов-паразитов»), вы, Афанасий, скорее лезьте за шкаф и несите свои деньги. Представитесь дальним родственником, дайте ему немного денег и выпроводите побыстрее, – добавила миссис Стрикс и взлетела на антресоли, где устроилась между старых вещей хозяина.

Афанасий отворил дверь. На пороге стоял Толик, мордастый детина неопределённого возраста, убеждённый тунеядец и запойный пьяница. На Толике был точно такой же чёрный тренировочный костюм с вытянутыми локтями и коленками, как и на домовом.

– Ты кто, мужик?! – поинтересовался сосед и вполне по-хозяйски зашёл в дверь, небрежно отодвинув домовика.

Растерянный Афанасий даже не попытался ему помешать.

– Ты кто Андрюхе-то, в натуре, брат, что ли? Скажи мне, в чем сила, брат… – проявил чувство юмора Толик, а затем, положив руки на плечи Афоне и сосредоточенно глядя ему в глаза, добавил: – Слышь, а у тебя денег занять можно? Не! Я отдам! – сосед снял правую руку с плеча домового и кулаком стукнул себя в грудь. Для убедительности, так сказать.

Афанасий молча кивнул. Его страшно мутило от терпких соседских ароматов: судя по всему, пахло не только вчерашним, но и позавчерашним. Домовой так же молча высыпал соседу в потную ладонь пригоршню мелочи.

– Ты чо, издеваешься, да? Я к тебе чо, побираться пришёл? – вскипел благородным гневом Толик.

Афоня лишь часто заморгал в ответ.

– У тебя, скажешь, рублей сорок не найдётся, да? Ах ты, интеллигент вшивый! – выпалил сосед самое страшное оскорбление и схватил домового за грудки.

Непривычный к драке, в общем-то, жилистый и сильный, Афанасий потерял от неожиданности равновесие и стал валиться назад, увлекая за собой вцепившегося в него соседа. Афоня распахнул своей спиной дверь в комнату, и они повалились прямо на ковёр. Тут домовой вышел, наконец, из себя, и нанёс лёгкий, но упругий удар двумя ладонями в грудь соседа. Такой удар предварял обычно его прохождение сквозь стены. Сосед хрюкнул от неожиданности и боли и незамедлительно отпустил своего противника.

Морщась и переводя дух, Толик встал на одно колено, а затем, шатаясь, медленно поднялся на ноги и посмотрел перед собой мутными, слезящимися глазами. И тут взгляд его внезапно обрёл ясность, а глаза расширились от небывалого ужаса. Перед ним, переминаясь на козлиных, мохнатых ногах стоял некто с рогами на голове. Некто улыбнулся ехидной улыбкой и потряс ушами. Сосед икнул, посерел от ужаса и бросился наутёк, едва вписавшись в дверной проем и сильно ударившись плечом об косяк входной двери.

Толик нёсся по лестнице вниз, сбивчиво матерился и орал:

– Чертиииииииии, чертииииииии!!!..

Между третьим и вторым этажом он чуть не сшиб Юлю, хрупкую, полупрозрачную девочку, студентку музыкального училища. Увидев взлохмаченного, дико вращающего глазами соседа, она невольно вскрикнула и выронила пакет с апельсинами, что держала в руках. А Толик уже грохотал ногами по лестнице дальше. Апельсины, подпрыгивая на ступеньках, тоже катились вниз. Со стороны могло показаться, при определённой доле воображения, будто Толик несётся вниз по некому апельсиновому водопаду, вернее – апельсинопаду.