Многообещающая новинка! Намина Форна – это Тони Моррисон в жанре Young-Adult!
По ее венам течет проклятое золото. Ее зовут мерзким словом «нечистая». Родной отец отрекся от нее.
Ей дали выбор: медленно умирать или сражаться плечом к плечу с такими, как она. Их называют алаки. Они практически бессмертны. И созданы, чтобы уничтожить угрозу для империи.
Вдали от родной деревни, в самом сердце столицы-крепости, ей предстоит узнать, какие тайны скрывают эти стены – и что сокрыто в ней самой.
Кто она? Изгой или героиня? Дева или демон?
Отзывы с Amazon:
«Потрясающий дебют. В „Золоченых“ переосмысляется идея сестринства. Книга, которая вдохновляет и дарит надежду». – Стефани Гарбер, автор бестселлера «Караваль»
«Новое эпическое фэнтези. Захватывающие повороты сюжета, суровая целеустремленная героиня… „Золоченые“ – ослепительный и мощный дебют». – Элизабет Лим, автор бестселлера «Сплетая рассвет»
«Грозные героини и продуманная феминистская мифология – вот что отличает дебютную фантастическую трилогию Форны, вдохновленную Западной Африкой. Активное действие делает повествование очень динамичным. Продуманный сюжет дает читателям повод задуматься над острой социальной повесткой: ведь в романе описано множество способов, которыми общество загоняет женщин в клетку и превращает их в товар». – Publishers Weekly
«Рынок переполнен женским янг-эдалт фэнтези, но своим дебютом Намина Форна привносит в этот жанр свой свежий взгляд… Динамика действия подкрепляется впечатляющей историей сестринства, сила которого – в настоящей женской дружбе и сотрудничестве». – The Guardian
Namina Forna
THE GILDED ONES
Copyright © 2023 by Namina Forna
This edition is published by arrangement with Madeleine Milburn Ltd and The Van Lear Agency LLC
Иллюстрация на обложке Яны Слепцовой
Моему отцу, который научил меня мечтать.
Моей матери, которая научила меня делать.
Моей сестре, которая поддерживала меня
на всем пути
1
Ритуал Чистоты уже сегодня. Тревожная мысль кружится в голове, я спешу к сараю, запахивая плотнее плащ, чтобы защититься от холода. Сейчас раннее утро, солнце еще даже не показалось над припорошенными снегом макушками деревьев вокруг нашего маленького фермерского домика. В темноте сгущаются тени, обступают слабенький круг света моей лампы. Под кожей нарастает зловещее покалывание. Как будто рядом что-то есть, и вот-вот краем глаза…
Я просто нервничаю, говорю я себе. Я много раз чувствовала это покалывание и ни разу не видела ничего странного.
Дверь сарая открыта, на столбе висит фонарь. Отец уже внутри, расстилает сено. Он – просто силуэт в темноте, сгорбленный высокий человек. Всего три месяца назад он был бодрым и крепким, его светлые волосы еще не тронула седина. А потом пришла красная оспа, от которой слегли и он, и мать. Теперь он сутулый и увядший, глаза его слезятся, а волосы поредели, как у человека на несколько десятилетий старше.
– Уже проснулась, – тихо говорит он, скользнув по мне взглядом серых глаз.
– Не могу больше спать, – отвечаю я, хватая доильное ведро, и направляюсь к Норле, нашей самой большой корове.
Я должна отдыхать в уединении, как остальные девушки, что готовятся к Ритуалу, но на ферме слишком много работы, а рук не хватает. С тех самых пор, как три месяца назад умерла мать. К глазам подступают слезы, я их смаргиваю.
Отец подкладывает в стойла еще сена.
– Благословен тот, кто пробуждается узреть славу Безграничного Отца, – цитирует он Безграничные Мудрости. – Что ж, готова к сегодняшнему дню?
Я киваю:
– Готова.
Позже, после полудня, во время Ритуала Чистоты старейшина Дуркас проверит меня и остальных девушек шестнадцати лет. Как только мы докажем, что чисты, то станем законными жителями деревни. Я наконец стану женщиной – той, кто может выйти замуж, обзавестись собственной семьей.
Мысль вызывает новую волну тревоги.
Я краем глаза бросаю на отца взгляд. Он напряжен, движения даются ему с трудом. Он тоже волнуется.
– Мне тут пришло в голову, отец… – начинаю я. – Что, если… что, если…
Я осекаюсь, незаконченный вопрос тяжело повисает в тишине. Полумрак сарая затапливает невыразимым ужасом.
Отец одаривает меня ободряющей, как ему кажется, улыбкой, но уголки его рта кривятся.
– Что, если что? – спрашивает отец. – Поделись со мной, Дека.
– Что, если моя кровь нечиста? – шепчу я, страшные слова рвутся наружу стремительным потоком. – Что, если меня заберут жрецы, изгонят?
Я вижу это в кошмарах, страхи пронизывают и другие сны тоже, где я посреди темного океана, и меня зовет голос матери.
– Об этом ты тревожишься?
Я киваю.
И хотя такое случается редко, каждый знает о чьей-то сестре или родственнице, в которой обнаружили нечистое. В последний раз это стряслось в Ирфуте несколько десятилетий назад – с кузиной отца. В деревне до сих пор шепчутся о том дне, когда ее поволокли прочь жрецы, и больше несчастную никто не видел. Семья отца так и не оправилась от брошенной на них тени.
Вот почему они всегда так святы – всегда первые у дверей храма, и все мои тетушки в масках, скрывающих даже рот. Безграничные Мудрости предостерегают: «Лишь нечистая, богохульная, порочная женщина остается открыта пред глазами Ойомо», но это относится только к верхней половине лица, от лба до кончика носа. Мои тетушки, однако, даже на глазах носят маленькие квадратики прозрачной ткани.
Когда отец вернулся с военной службы и привез с собой мать, вся семья немедленно от него отреклась. Слишком великий риск – принять женщину неизвестной чистоты, к тому же чужачку.
Потом родилась я – дитя достаточно темнокожее, чтобы считаться полной южанкой, но с серыми глазами отца, ямочкой на подбородке и мягкими завитками волос, говорящих обратное.
Я прожила в Ирфуте всю жизнь, и во мне все еще видят чужачку – пялятся, тычут пальцем, отвергают. Даже в храм бы не пустили, если бы кто-то из родни отца не настоял. Пусть лицом я точь-в-точь отец, этого недостаточно. Деревне нужно меня проверить, и лишь тогда они, как и семья отца, меня примут. Как только моя кровь окажется чиста, я наконец стану своей.