– Слышь, Васька, ты его просто вычеркни из своей жизни, – высказала свое мнение Маринка.

Васька – это я! Да! Вот таким макаром удружили мне мои родители: назвали меня в честь знаменитого деда. Он был Василием, и они не нашли ничего лучше, чем назвать меня Василисой. А сокращенно – Вася! Впрочем, Васькой меня отваживались называть только друзья и мама с папой. Для остальных я – Лиса. С ударением на первый слог. А то норовят некоторые недоразвитые особы то Лисой Алисой меня окрестить, то Рыжей Плутовкой (хотя, мой окрас отнюдь не рыжий), то Патрикеевной. Лиса – это вторая часть моего имени.

Когда я стала постарше, решила сменить имя, которое с самого рождения чрезвычайно «радовало» меня своей предсказуемой неказистостью. Но родители нашли-таки задушевные слова, чтобы отговорить «неразумную дочь» от сего недостойного поступка.

– Ты хорошо подумала? Сменить имя – это не просто. Тот еще аттракцион с препятствиями, – поинтересовался у меня отец.

– Боюсь, вам меня не понять. Папуль, у вас с мамой имена нормальные. Обычные. Как у всех. Тебя всю жизнь из-за имени не дразнили. Ты у нас тезка Суворова. Александр Васильевич. Это не имя – сказка… Русская народная. Тебе можно только позавидовать тихой белой завистью, – ответила я на очередной наезд родителей, разочарованных в моем стремлении сменить имя.

– Чем тебе твое имя не нравится? Прекрасное имя! А ты в курсе, что тебе придется много документов менять? – выдвинул железный аргумент отец.

– Вы знаете, я хочу поменять только одну букву в имени. Если заменить «с» на «н», то получится Василина.

– Все равно много документов придется менять. А это очереди в конторах, волокита, в общем, ищешь ты себе, дочка, на свою задницу геморрой. И все из-за одной буквы, которую посторонние в случае замены и не заметят. Все равно найдутся идиоты, которые будут тебя дразнить Васькой… – пела в одну дуду с отцом мама.

– Василина – это совсем другое. Уже другой коленкор получается… – все еще сопротивлялась я.

– А по сути получается тот же Васька и Лина… – подкузьмил отец.

– Но это намного благозвучней и аристократичней, – противоречила я.

Хотя уже поняла, что, в сущности, родители были правы. Мои родители так показушно, с извинениями смотрели на портрет бравого пращура, так театрально горько вздыхали при моем появлении, что на реальный бунт против отважного, давно почившего в бозе предка я не отважилась. Духу у меня не хватило довести свой девичий протест против именного абьюза до логического завершения. Весь запал ушел в разговоры и пустые угрозы. Пришлось менять свое отношение к столь славному имени. Так я и осталась в миру рабой Божьей Василисой, а в простонародье – Васькой!

Самое странное, что мне мое необычное имечко начинало нравиться: при знакомстве оно сразу расставляло по надлежащим местам умных и дураков. Если начинались глупые шутки про котов и кошек, то, стало быть, передо мной самый настоящий дурак без прикрас. Такое чудо можно игнорить, поскольку общаться с дураками, коих на Руси испокон веков великое множество, себе дороже. А если человек скромно промолчит, хоть и видно по его лицу, что удивлен моим именем сверх меры, то, стало быть, умный и тактичный человек предстал передо мной. Он боится ненароком обидеть собеседника. С таким можно иметь дело… А вот мудрые люди, на мой «незаинтересованный» взгляд, по привычке прибавляли к моему нетривиальному имени прилагательные, определяющие мою неземную красоту и недюжинный ум: Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая… Мне их лесть нравилась. А кому не будет приятно, когда его хвалят? Пусть заранее и, может быть, незаслуженно, но все-таки… Доброе слово и кошке приятно. Слова не мои, народные, а наш народ зря говорить не будет…

Мыслями я была уже на собеседование, поэтому рассуждения подружек слушала вполуха. А они договорились до того, что решили вернуть неверного любовника в лоно зарождающейся ячейки общества.

– Стоп! Я этого фигляра видеть не хочу! – откровенно и во всеуслышание заявила я подружкам.

– Почему? Он такой душка, – закатила глаза Янка.

– Он не душка, а душный. Нравится? Так забери его себе, – предложила я.

– Зачем он мне? – деланно испугалась Янка.

Впрочем, несмотря на мои заверения, что капризный и неверный жених мне больше не нужен, девчонки мне на слово не поверили. Почему подруги не приняли мои слова на веру, мне было понятно. Любовник мой был по жизни никудышным добытчиком и защитником: ни мамонта домой принести, ни от шпаны дворовой защитить не сможет, ни просто денег заработать, на которые этого самого мамонта можно было бы в магазине купить.

Но бывший был красив, статен и тот еще кот Баюн. Это я о том, что жених мой был весьма велеречивым, сладкоголосым и мог уговорить любую девицу-красавицу на что угодно. Он песни завораживающие пел и интересные сказки о светлой и сытой жизни в благоустроенном каменном замке рассказывал красным девицам не хуже, чем всем известный хвостатый персонаж, которого приковали золотой цепью обозленные крестьяне к столетнему дубу у Лукоморья. Зачем приковали? А чтобы не морочил котяра им голову своими глупостями и дал сельским мужикам и бабам спокойно поработать во благо своего господина. Вот на эти задушевные сказки о красивой жизни принцессы я и купилась. В цветочно-конфетный период ухаживаний я даже подумать не могла, что этот ласковый котяра мартовский будет только спать на диване, «углы метить и шерстку нализывать» в полном соответствии с кошачьими предпочтениями. В общем, тунеядец он был еще тот: работать не любил, считая, что работать такому писаному красавцу надо как минимум топ-моделью, а как максимум – топ-менеджером в большой корпорации.

– Ты меня слышишь? – врезался в мозг вопрос Маринки.

– Извини, пропустила. Задумалась… Что ты говорила? – честно призналась я в том, что ничего из сказанного не слышала.

– Я говорю, что ретроградный Меркурий будет с 29 декабря.

– И что?

– Это значит, что в течение трех недель, с 29 декабря по 18 января, тебе может повезти. В это время бывшие любовники возвращаются, – проговорила почти по слогам Маринка.

– И что? – не понимая, куда она клонит, переспросила я.