Шрифт:
И это тоже был удар по больному. Который Кирилл никогда не мог отбить.
– Все, ладно. – Отец, похоже, понял, что внятного ответа не добьется, и махнул рукой. – Давай по фактам. Мои друзья приедут и будут отдыхать на даче с тобой и мамой. А ты будешь с ними общаться. Потому что иначе я отберу твою машину и буду трахать твой мозг весь следующий год. А то и обряжусь в простыню и припрусь к вам.
По фактам, ничего не скажешь. Даже риторику подхватил. Кирилл закрыл глаза, старательно притворяясь мертвым. Лучше так, чем скрипеть зубами.
– Альтернатива? – Он даже губ почти не разомкнул.
– Нет. Это автократия. Крепись. Ночи.
Скрипнула дверь – кажется, отец вышел. Кирилл открыл глаза, убедился в этом – и взвыл на всю комнату. Повернулся на бок. Прикрыл глаза.
«У тебя нет друзей. Ты ничего не понимаешь. Тебе не с кем идти в разведку, поэтому ты пойдешь туда с теми, с кем я скажу. И врач из тебя будет хреновый, потому что ты козел». Ну что ж…
Материться почему-то больше не хотелось. Вместо мата пришел план.
Итак, меня ожидала очередная блажь Его Чести, дуревыбивалка неожиданного происхождения. Но было даже интересно попробовать этой блажи помешать и кое-что доходчиво разъяснить. Например, что династические браки – безнадежное морально устарелое дерьмо и что вообще от меня пора отстать. Не скрою: я злился больше, чем стоило, и решил, что раз так, разбужу и врублю своего внутреннего «плохого подростка» на полную катушку. Родители же это обожают. Ну чтоб их детки никогда не взрослели.
Выглядеть перед «невестой» максимально непрезентабельно получилось без усилий: Кирилл элементарно проспал приезд Лукиных, и доносившиеся с веранды голоса его разбудили. Впрочем, спать в семь утра на каникулах было для него естественно. Он догадывался: на практике, не то что на работе, спать будет некогда, вообще. Ни зимой, ни летом. Отсыпался впрок.
Мама, приоткрыв дверь в дом, сладко рявкнула: «Кир, иди сюда!» Он вяло оторвал лицо от подушки, встал, накинул халат со следами химических экспериментов на рукавах, у зеркала старательно взъерошил мышиного цвета (отлично, уже грязноватые) волосы и криво ухмыльнулся отражению. Так он и вышел, не забывая почесываться.
На веранде, помимо кудахчущей мамы и отца, выволакивавшего на улицу удочки, обнаружилась фигуристая женщина с густыми медными волосами. Она вынимала из большой сумки продукты – преимущественно мясо, вино и конфеты. Увидев Кирилла, она выронила пачку мармеладок, совершенно не по-ведьмински просияла и взвизгнула:
– Кирик, как я соскучилась! – Она подскочила, сгребла его в объятия, сильнее взлохматив волосы. – Ого, ты вырос!
Кирилл улыбнулся вполне искренне: «будущую тещу» он помнил лучше, чем ее мужа. Такую не забудешь, слишком много кипящей энергии.
– Здравствуйте, тетя Вероника, – сказал он, отстраняясь. – Хорошо выглядите.
Это была правда: будто и не постарела лет за восемь, что он ее не видел.
– О-о-о. – Она заметила на шее Кирилла деревянный кулон в виде звезды жизни [7] . – Носишь! – Пальцы схватили подвеску, провели по металлической вставке в центре – жезлу Асклепия.
– А то, – снова не стал ерничать Кирилл. Свой талисман он правда любил. – Может, и удачу принес, поступить помог. Ну и вообще… прикольный.
7
«Звезда жизни» – шестиконечная звезда с прямоугольными лучами, в центре – жезл Асклепия, бога медицины и врачевания в древнегреческой мифологии.
– Прикольный… – повторяя это, тетя Вероника всмотрелась ему в лицо.
Взгляд ее Кириллу и в детстве не нравился: чисто рентген. Впечатление не поменялось: кем, кем тетя Вероника его видела? Скелетом в мареве цветных полей? Но наконец она улыбнулась, отпустила кулон и потрепала Кирилла по щеке когтистыми пальцами. Маникюр был ведьминский, черный. Противоположность маминым бесцветным ноготкам.
– Быстро время летит. – Тут же она перевела тему: – А ты что такой сонный?..
– Да он с петухами встает… – буркнул Его Честь, наградив сына фирменным взглядом для устрашения подсудимых, адвокатов и прокуроров. «Как ты посмел выйти в таком виде?» было написано на лбу, но так и не прозвучало. – А тут обленился.
– Ничего, молодежь – сплошные совы, – усмехнулась тетя. – Моя тоже носом клюет. – Она постучала кулаком в окно и крикнула кому-то: – Эй! Отлепляйся от стенки-то! Иди к нам!
Ее услышали. На крыльцо поднялась и остановилась, опершись о дверной косяк, худая растрепанная брюнетка ростом чуть выше хоббита. Дочь Лукиных, ага. Вот она в гости никогда не приезжала, ее Кирилл видел в первый раз.
– Вымахала, я двухлеткой тебя помню! – радостно польстил отец. – Красава!
Девушка даже не моргнула и не потратила сил на вежливую улыбку.