Взгляд Светловоя задержался на одном из мужчин: тот был одет богаче других и держался уверенно, как привыкший повелевать. На вид ему было чуть больше пятидесяти лет, его темно-рыжая, как у большинства смолятичей, борода была продернута белыми нитями седины, а голубоватые глаза чуть навыкате холодно и твердо смотрели из-под тяжелых морщинистых век. Светловой сам не знал, почему обратил на него внимание. Лицо это показалось ему смутно знакомым, но он никак не мог сообразить, где его видел.

– Мы по торговым делам из Глиногора плывем, держим путь к Славену, – заговорил голубоглазый, перейдя по ладье ближе к Светловою. – Зла никому не сделали и не мыслили. В земле речевинов у нас врагов нет, и князь наш Скородум много лет живет в мире и дружбе с князем Велемогом, как раньше отцы их жили. И князю Скородуму очень не понравится весть, что для смолятических гостей небезопасно плавать по Истиру.

– Нет! – решительно ответил ему Светловой, подъехав к самой ладье, так что мог говорить с голубоглазым, не повышая голоса. – Князь Скородум не получит подобной вести. Когда камень станет плавать, а утиное перо тонуть, тогда Истир будет опасен для смолятических гостей и для всех добрых людей. Никто не смеет обвинять князя Велемога, что он не бережет покой в своей земле!

Голубоглазый окинул Светловоя внимательным и холодным взглядом, приподнял брови в показном недоверии. Светловой вдруг ощутил неприязнь к этому человеку, который был ему обязан, быть может, жизнью, и внезапно усомнился: а стоило ли кидаться в чужую битву и подставлять под клинки свою собственную голову, не разобравшись, чья здесь правда.

Ну а если разбираться некогда?

– Кто ты такой, удалой витязь, чтобы говорить от имени князя Велемога? – спросил тем временем голубоглазый. – Ты храбро бился, ты помог нам и даже пролил за нас свою кровь – мы благодарны тебе за это и отплатим, как ты пожелаешь. Но не много ли ты на себя берешь?

– Не много! – Светловой выпрямился в седле, стараясь не хмуриться от дергающей боли во лбу под повязкой. – Я – сын князя Велемога. И я могу сказать от имени отца: никогда мы не допустим, чтобы Истир стал опасен для мирных гостей!

Голубоглазый помолчал, прежде чем ответить, пристальным взглядом обшарил лицо Светловоя, словно искал что-то в его чертах.

– Вот оно что! – пробормотал он себе под нос. – Тогда прости мой вопрос, княжич Светловой, и прими еще раз мою благодарность! – громко сказал голубоглазый, но в его голосе не слышалось настоящего тепла. – Скоро я надеюсь быть в Славене. Пусть Велемог узнает от бывалого воина: он вырастил достойного сына. Ты дозволишь нам плыть дальше?

Светловой хотел кивнуть, но не решился, боясь головокружения.

– Плывите, – стараясь скрыть боль и не кривиться, ответил он. – Ваши ладьи не сильно повреждены? В Лебедине вам помогут – вы скоро его увидите.

– Мы думаем ночевать в Лебедине, – сказал голубоглазый и кивнул на пятерых раненых лиходеев, лежавших на песке. – Не лучше ли тебе будет отдать нам пленных? Нам на ладьях будет легче их довезти до Велемога. Они принадлежат тебе по праву, и я даю слово доставить их твоему отцу.

Светловой задумался ненадолго. Ему не хотелось возиться с пленными, которые в придачу все были тяжело ранены и не смогли бы даже сидеть на лошади, но отдать их в чужие руки хотелось еще меньше. Это была первая битва и первый полон, взятый им самим, и хотелось довести дело до конца: самому привезти их домой и поставить перед грозным и взыскательным взором отца.

– Видал, какие проворные! – проворчал рядом с ним Преждан. – Чужими руками…

– Спасибо за заботу! – ответил Светловой голубоглазому. – Мы сами взяли их и сами довезем до Славена.

Голубоглазый помолчал, прежде чем продолжить разговор, и только в этом проявилось его недовольство.

– А тебе не нужна ли помощь? – учтиво спросил он чуть погодя. – Ты ранен, а у меня есть умелый ведун.

– Нет, благодарю тебя. Назови твое имя, чтобы я знал, за кого получил рану.

Голубоглазый снова помедлил, как будто прикидывал что-то про себя.

– Мое имя – Прочен, – ответил он наконец и добавил, пристально глядя на Светловоя: – Прочен из Глиногора. Может быть, ты еще и услышишь обо мне.

Поправив пострадавшие в битве снасти, смолятичи налегли на весла, и три ладьи двинулись вниз по Истиру. Кое-где в рядах весел заметны были промежутки: купеческая дружина потеряла несколько человек убитыми и ранеными, но все же ладьи могли плыть. Славенцы остались возле места битвы. Здесь же на песке валялись тела убитых разбойников.

– Закопать бы! – приговаривали отроки. – Не лежать же им тут! Упырями расползутся. И откуда только взялись оборотни-то эти?

Расторопный Скоромет уже послал двух отроков на ближайшее огнище. Тем временем отроки пытались расспросить пленных, но те отмалчивались. Под сорванными личинами обнаружились обычные человеческие лица, угрюмые и замкнутые, ожесточенные поражением, перекошенные болью ран. Двое были без памяти.