– Вот вам, проститутки! – Он швырнул камень в стаю уток. Те с криками и хлопаньем крыльев удрали вниз по течению.

Дальше в злобе и тоске Петя пошёл пешком. От жалости к себе у него жгло в груди. До позднего вечера он бродил по улицам, проголодался и замёрз, но никак не мог унять это жжение. Сердце его обрывалось, когда он представлял наглые руки новичка под Любашиным свитером, и не только на спине…

На ужин домой Петя опоздал. Он понимал, отец будет недоволен, придётся что-то ему наврать. Нажимая кнопку дверного звонка, Петя надеялся услышать обычный вопрос матери: «Это ты, Петюша, сынок?» Однако после долгой паузы раздался недовольный голос Фомы Петровича:

– Кто?

– Это я, – ответил Петя.

Снова пауза.

– Ты один?

– Один. – Петя удивился.

Наконец дверь открылась. В прихожей Петя задержал дыхание – было невыносимо накурено, и отец с угрюмым видом зажигал новую сигарету. Петя понял, что матери нет дома, иначе она бы вышла его встретить. Но поинтересоваться у отца насчёт неё он не решился, видя, что тот мрачнее обычного.

– Мать твоя пошла по каким-то делам к Гале. – Фома Петрович в майке и домашних спортивках стоял посреди прихожей и глубоко затягивался, а между затяжками ронял слова. – К семи должна была явиться. Я позвонил туда, сказали, давно ушла.

Он помолчал, затушил окурок в своей переносной пепельнице и продолжил:

– Вряд ли с ней что-то случилось, просто она безалаберная, как и ты. До десяти не придёт – будет ночевать там, где болтается. В холодильнике вчерашний суп. Если хочешь, разогрей.

Петя молча разделся, умылся и пошёл к себе. Часы на стене показывали десять. Интересно, куда пошла бы Любовь Г., если бы мать не пустила её с гулянки домой? Может, ночевала бы у Цыгановича? А что, коль так сразу позволила ему себя лапать, тогда и спали бы вместе, на одном диванчике! Любовью сытые… Петя скрипнул зубами и отправился на кухню. Когда он наливал себе суп, раздался звонок в дверь.

– Кто? – спросил из прихожей отец.

– Это я, Фомочка! Всего-навсего я…

Петя замер над тарелкой. Или ему послышалось, или голос матери был нетрезвым!

– Ты пила, что ли? – Фома Петрович дверь не открыл, а голос его стал ещё напряжённее.

Ответа из-за двери не последовало.

– Тогда иди ночуй туда, где наливают. Придёшь утром. Будешь ломиться – вызову полицию.

Он повернул ключ в замке и оставил его там. После этого пришёл на кухню и сел напротив Пети, опершись локтями на стол.

– Не вздумай открыть ей дверь. – Фома Петрович глядел на сына, но Пете казалось, что он его не видит и думает о чём-то отвратительном. – Иначе пойдёшь гулять дальше… Вот мерзавка! Не живётся ей спокойно! Ну ничего…

Кусок не лез Петюше в горло. Он никак не ожидал от матери такой странной выходки и такой жесткой реакции отца. «Хотя с нашим папашей ещё и не того захочется, – думал Петя, – ведь мать ни одного доброго слова от него не слыхала. Ни разу в жизни! Любил ли он её вообще когда-нибудь? Пусть в молодости? А она его?»

– Вижу я, на тебе лица нет, – прервал его мысли Фома Петрович, – и думаю, причина для расстройства у нас одна. Бабы. Запомни, Пётр. Никакой любви на свете нет. Есть инстинкты и гормоны. И есть правила, которые не дают инстинктам задавить разум. Эти правила нужно соблюдать. Строго соблюдать. Исключений быть не должно. Иначе станешь тряпкой. Иди к себе.

Всю ночь Петя ворочался на постели. Его мучили мысли о том, где ночует мать, желание открыть ей дверь и позвать домой, если она вдруг сидя прикорнула на лестничной площадке, страх ослушаться отца и ненависть к нему за это. Он презирал себя за трусость, но так и не посмотрел в дверной глазок. Когда он ненадолго проваливался в сон, то видел в нём Любашу, поддающуюся лапаньям новичка, и слышал её возбуждённый шепот с придыханием: «Гарик, что ты делаешь?»

Под утро он всё же уснул, а когда проснулся, отца дома уже не было. Мать как ни в чём не бывало суетилась на кухне. Словно и не пришлось ей ночевать неизвестно где. Петя позавтракал, молча глядя в тарелку, буркнул «спасибо» и отправился в школу.

Окончательное падение Петиного авторитета произошло на уроке физкультуры, случившемся в этот же день. Из-за раскисшей от оттепели лыжной трассы урок проходил в спортзале. Прыгали в высоту. На построение в начале занятия Гарик Цыганович вышел не как все, в штанах и футболке, а в спортивных трусах и майке. Это выглядело так неожиданно, что ни у кого даже язык не зачесался пошутить. Был он выше всех в классе, жилистый и смуглый, и физручка Марина поставила его первым в строю.

Люба Горобец была изящна и свежа, только губы её казались Пете припухшими и слишком яркими, а глаза чересчур сияли. Ещё он заметил, что они с Цыгановичем стараются не приближаться друг к другу, и всё же не могут сдержаться, чуть улыбаются, встретившись взглядами. Остальной народ, включая девчонок, этого как будто не замечал.

Установили планку на зачётной высоте. Новичок легко и почти без разбега её перепрыгнул и сел на скамейку, предоставив покорять высоту остальным. Пете из-за невысокого роста и коренастой фигуры не удалось преодолеть планку ни с первого, ни со второго раза. Внутри у него всё кипело.