По шпионско-диверсионной деятельности он был связан в Москве с Муклевичем и Стрельцовым, на ДВК – с краевым центром, из состава которого называет Лаврентьева, Дерибаса, Крутова, Косиора. Диверсионная организация на заводе руководилась японским консульством во Владивостоке, по прямому их заданию было сорвано строительство военных кораблей.

По состоянию на 4 сентября были дополнительно арестованы т.н. участники военно-фашистского заговора: Калнин, Гительман, Бойков, Малов, Солодухин, Юзефович, которые отвергли предъявленные обвинения [16] .

В это время начинаются операции по массовым репрессиям. Согласно оперативному приказу НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 г., было принято решение о репрессировании бывших кулаков, уголовников и антисоветского элемента. Операцию решили начать по всем областям Союза 5 августа 1937 г., в ДВК – с 15 августа 1937 г. Всю операцию предполагалось закончить в четырехмесячный срок, а в ДВК – не позднее 1 апреля 1938 г. Дальневосточному краю выделялся лимит по первой категории 2 000 чел., по второй – 4 000 чел. Утвержденные цифры являлись ориентировочными.

20 августа 1937 г. Сталин, видимо, устав ждать от секретаря Далькрайкома Варейкиса сообщений об обстановке в крае, сам направил ему в Хабаровск шифртелеграмму. Он недоумевал: «по сведениям ЦК в вашем крае идут аресты по линии парторганизаций. Нельзя ли узнать, кто именно арестован, кем думаете заменить арестованных и каково вообще ваше отношение к арестам. Не кажется ли вам странным ваше молчание» [17] .

На следующий день, 21 августа, Варейкис поспешил дать объяснение. По его мнению, все, что происходило до последнего пленума ЦК по линии арестов, чистки края и парторганизации от врагов, он докладывал ЦК на пленуме и во время пленума. При этом признал, что за время после июньского пленума не информировал ЦК и обязался впредь все регулярно сообщать. Он писал, что в связи с арестом Дерибаса, Западного и начальника УНКВД Приморья Визеля, Амурской области Давыдова, начальника Особого отдела ОКДВА Барминского выяснилось, что органы НКВД покрывали участников контрреволюционного японо-троцкистского фашистского заговора, часть которых еще якобы осталась в составе руководящих работников [18] .

19 сентября 1937 г. Люшков в свою очередь сообщил в Центр свое мнение о партийном руководстве края: «Вообще не чувствуется, чтобы крайком ВКП(б) активно включался сам и мобилизовал парторганизации на активное разоблачение врагов или подхватывал проводимые УНКВД аресты для выявления всех связей. Во всем этом имеет значение стиль работы самого Варейкиса, мало соответствующего обстановке ДВК, – слишком много заботы о себе и своем отдыхе…» [19]

Варейкис, видимо, чувствуя недоверие к себе, поставил перед ЦК и Сталиным вопрос о порядке согласования арестов партийных работников, считая неправильным, когда их арестовывали без согласования даже с первым секретарем крайкома. В доказательство привел один пример: «Ночью 24 сентября тов. Люшков (начальник УНКВД) передал мне по телефону, что он должен арестовать бывшего зав. ОРПО крайкома Федина, уехавшего на работу в Уссурийский обком. Я спросил Люшкова: «А почему его надо арестовать?» Ответ: «Получил приказ тов. Ежова». Я ответил: «Тогда арестуйте его немедленно…» [20]

28 сентября 1937 г. Сталин ответил: «Первое. На днях направим в Далькрай требуемых вами работников на секретарские должности. Второе. Приказы Ежова об арестах в Далькрае проходят обычно с санкции ЦК ВКП» [21] .

В это время под руководством Люшкова была проведена операция по депортации корейцев. Переселению подлежали 11 800 семей колхозников и единоличников корейцев из ДВК. Сталин считал, что выселение корейцев дело вполне назревшее, полагая, что несколько опоздали с ним. В связи с этим предлагал быстрее провести выселение, особенно с южных районов Посьета. Данное мероприятие проводилось с целью пресечения японского шпионажа в ДВК. Операцию провели быстро, 25 октября 1937 г. Ежов доложил Сталину, что выселение корейцев закончено досрочно.

19 декабря 1937 г. согласно постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) за выполнение ответственного задания была объявлена благодарность Люшкову и всему коллективу сотрудников УНКВД, а также всем работникам Дальневосточной железной дороги, участвовавшим в выполнении этого задания [22] .

В октябре 1937 г. Варейкиса сняли с должности, а затем арестовали. На его место был назначен Г.М. Стацевич. С этого момента началась волна репрессий, связанная с изъятием партийно-советских и хозяйственных кадров, выдвинутых «врагом народа Варейкисом».

Компромат на Люшкова. Зашаталась почва и под Люшковым. Во время ареста сотрудника УНКВД по ДВК В.И. Осмоловского при обыске у него в несгораемом шкафу был обнаружен протокол допроса Быстрых Владимира Михайловича от 16 октября 1937 г. и письмо на имя Ежова от 17 октября 1937 г. М.И. Диментмана и В.И. Осмоловского. В этих документах против Люшкова высказывались обвинения в троцкизме.

Люшков испугался, он полагал, что эти документы попали Ежову. 21 апреля 1938 г. он поспешил ему написать, что никогда за все время пребывания в партии не только не имел никакого отношения к троцкизму, но и никаких колебаний не проявлял. В период работы на Украине, о котором писал Быстрых в своих показаниях, Люшков активно боролся против этого течения в партии.

Быстрых писал, что в 1928 г. на закрытых собраниях сотрудников ГПУ УССР Люшков выступал как активный троцкист по вопросу строительства социализма в одной стране.

Люшков оправдывался, что в 1928 г., после XV съезда партии, такие собрания вообще были невозможны, на Украине члены партии могут это подтвердить. Должны быть и архивные материалы партийной организации, при помощи которых можно установить истину. Люшков боялся того, что Быстрых объединил его с Визелем и Тенером, действительно активными троцкистами, в одну компанию, хотя в партийной организации он был одним из наиболее активно боровшихся с ними.