Старик замолчал; его жена и внучка прижались друг к другу и запели хвалебную песнь Богу, и слабый голос старухи сливался с голосом девушки, дрожавшей от внутреннего волнения.

Старик боязливо посмотрел на первенца своего господина.

Понял ли он его?

Осия взял правую руку Элиава и пожал ее, как другу, затем простился с ним со слезами на глазах и сказал:

— Ты обо мне услышишь!

Старик успокоился; он узнал довольно и, охваченный необъяснимым восторгом, он стал целовать одежду и руки первенца своего господина.

Осия возвращался в лагерь с поникшею головою. Борьба унялась в его сердце: он знал, что ему надлежало делать: отец звал его и он обязан был повиноваться.

Военачальник вспомнил свое детство: его заставляли каждый вечер читать молитвы при отходе ко сну; ему часто рассказывали о сотворении мира, о всемирном потопе, об Аврааме, Исааке и Иакове. И как он любил слушать эти рассказы от своей матери, от няньки и от дедушки Елизама… но потом Осия, занятый своей службой в войсках фараона, казалось, забыл их совершенно. Но в хижине Элиава эти рассказы так живо пришли ему на память, что он мог бы повторить их слово в слово.

Он знал, что существует Всемогущий невидимый Бог, который обещал евреям сделать их великим народом. Все, что у египтян скрывалось жрецами, как великая тайна, составляло у евреев достояние каждого. Между евреями всякий нищий, всякий раб имел право воздеть руки и молиться одному Творцу неба и земли.

Правда, и между египтянами были люди, дошедшие своим собственным умом до познания Единого Бога, но эти люди никому не говорили ни о своих мыслях, ни о своих чувствах, а держали их в тайне.

Осия, хотя и вращался между язычниками, но был не таков, чтобы вместе с ними преклоняться перед их идолами; он знал, что это творение рук человека.

Осия долго размышлял о своем положении, его смущала присяга, данная фараону. Но вдруг, как бы по наитию свыше, военачальнику пришла мысль помолиться. И Осия стал просить Единого Бога, чтобы Он не вменил ему в грех его клятвопреступление.

И вдруг воин почувствовал, что у него так легко стало на душе, и он, успокоенный и довольный, вошел в свою палатку.

Ефрем тихо лежал на постели и улыбался, точно видел приятный сон. Осия сам лег немного отдохнуть, чтобы запастись силами на следующий день; его глаза смыкались от усталости и час спустя, после крепкого сна, он открыл их, вспомнил о всем происшедшем и задумался; однако, это продолжалось недолго; военачальник велел подать себе праздничное платье, шлем, позолоченный чешуйчатый панцирь, который он надевал только в торжественные дни или в присутствии фараона.

Между тем проснулся и Ефрем. Он любопытным и радостным взором окинул дядю, стоявшего перед ним во всей своей мужественной красоте, в пышном воинском убранстве и воскликнул:

— Как человек может гордиться, когда в таком убранстве предводительствует над тысячами людей!

Осия пожал плечами и отвечал:

— Слушайся воли Божией; воздавай должное, как великим мира сего, так и ничтожным людям, и пусть на тебя смотрят все с уважением, а тогда ты можешь поднять голову также высоко, как и самый доблестный воин в своем пурпуровом одеянии и золотом панцире.

— Но ведь ты достиг великой славы у египтян, — продолжал юноша, — ты стоишь высоко в их мнении, как и во мнении Горнехта и его дочери Казана.

— Неужели? — спросил усмехнувшись воин.

Затем он приказал своему племяннику лежать спокойно, потому что голова юноши все еще горела, хотя и не так сильно, как накануне.

— Не выходи на воздух, — сказал Осия племяннику, — пока не придет врач, а потом ожидай здесь моего возвращения.

— А ты скоро вернешься? — спросил юноша.

Осия задумался, дружелюбно посмотрел в глаза Ефрему и ответил серьезным тоном:

— Кто служит в войске, тот никогда не может назначить времени своего возвращения.

Затем он опять как будто задумался и продолжал более мягким голосом:

— Сегодня утром, вероятно, я скоро освобожусь и через несколько часов буду с тобою. Если я не вернусь до позднего вечера, тогда, — при этом он положил свою руку на плечо юноши, — иди как можно скорее обратно в Суккот и, если наш народ выступил из этого города перед твоим приходом, ты найдешь в пустом дупле сикоморы письмо, из которого узнаешь, куда тебе следует направиться. Как только достигнешь наших, то передай мои приветствия отцу, деду и Мирьям. Скажи им и всем прочим, что Осия останется верен повелению Бога и своего отца. В будущем его будут называть Иисусом Навином. Помни: Иисусом Навином! Это скажи прежде всего, что я остался и не мог следовать за ними, как бы хотел; Всевышний иначе решил мою судьбу и меч, который Он избрал, переломился, прежде чем пошел в дело. Понимаешь ли ты меня, юноша?