— Просто интересно.

— Нет, не с каждой.

— Понятно.

В комнате повисла тишина, нежные прикосновения успокаивали и усыпляли.

— Мой отец был военным: строгим, грубым и требовательным, — неожиданно тихо сказал Дима, сквозь спокойный тон мне послышались нотки грусти. — Мама жалела его. Может, любила, но стоило ему выпить лишнего и нам приходилось прятаться от него или у соседей или в гараже. Бывало попадали под горячую руку, в такие моменты я ненавидел его за то, что он бил маму. Они развелись, когда мне было пятнадцать, больше я с ним не общался. А мама расцвела. У неё все хорошо теперь, но каждый раз, когда я вижу мужика, который распускает руки мне хочется его прикончить. Так что ты правильно сделала, что ушла. Жаль, что с такими последствиями.

Он осторожно провел пальцем по моему подбородку.

Его история прозвучала неожиданно грустно. Эта маленькая исповедь словно приоткрыла дверь в его мир. Перед глазами появился маленький мальчишка, который любил свою маму и отчаянно пытался защитить от пьяного отца. Это было так неожиданно, ведь я думала, что у такого мужчины уж точно была отличная семья, которая и дала ему билет в хорошую жизнь. Я провела рукой по его волнистым чёрным волосам

— А что сейчас с отцом?

— Не имею понятия.

— И не хотел бы даже встретиться?

— Нет, мне хватило его в детстве.

— А я бы с удовольствием встретилась со своим. Хотя бы для того, чтобы увидеть его.

— Бросил?

— В каком-то смысле да. Я была нагулянным ребёнком. Мама встречалась с парнем, ей было семнадцать. Она бы может и избавилась от меня, да бабушка была против. Мама родила меня и уехала покорять город, начала новую правильную жизнь, а я осталась с бабулей. Слушала рассказы про маму, каких высот она достигла. Она приезжала раз в год, привозила подарки, но всегда держалась холодно. Нашла хорошего мужа, родила ему детей, двух девочек, а я всегда стояла в стороне. Как напоминание её разгульной молодости. Бабушка мой самый родной человек, но я до сих пор мечтаю найти отца. Мне кажется, знай он обо мне, может, моя жизнь сложилась бы по-другому.

Дима вновь поцеловал меня, едва прикасаясь к губам, стараясь не беспокоить разбитую губу. Сейчас он был не тем уверенным и властный мужчиной, каким был в магазине при первой встрече. Он открылся с другой стороны, добавляя мне лишнюю головную боль: думать плохо о человеке, который с детства рос избалованным ребёнком, намного легче, чем о человеке, который испытал много боли.

— Когда уже можно снимать ананас? — спросила я, пытаясь перевести тему разговора.

Дима сверился с наручными часами.

— Полчаса прошло, можно снимать.

Он убрал ломтики, протянул большое махровое полотенце, но я взглядом указала ему на дверь.

— Ты всё ещё стесняешься меня?

— Конечно. И я не вижу в этом ничего смешного, — проворчала я ему в спину, когда он выходил из ванну, посмеиваясь над моей скромностью и стеснительностью.

А когда закрыл дверь напоследок прошептал:

— Я уже видел тебя без одежды.

Когда я вышла из ванной, Дима стоял в гостиной, он успел переодеться в шорты и футболку. За окнами уже смеркалось, с улицы через приоткрытое окно доносились звуки городской жизни.

Я осмотрелась в поисках своей сумки, но в коридоре её уже не было.

— Дима, а где моя сумка?

Он повернулся и кивнул в сторону комнаты.

Замотанная в полотенце я направилась туда, сумка стояла у кровати. В животе заурчало и я поняла, что ничего сегодня толком и не ела.

В сумке творился кавардак, и это не удивительно, ведь я собирала вещи как попало. Я вытащила свой домашний халатик: голубой, с длинными рукавами, на пуговицах. Он мне очень нравился, ведь он отлично подчёркивал мои синие глаза. Сегодня мне хотелось выглядеть особенно женственной. Я посмотрела в зеркало и поняла, что халат подчёркивал не только синеву моих глаз, но и фиолетовость синяка на скуле.

— Вот ведь зараза.

Я всегда отличалась высоким порогом боли. Бабушка заметила эту особенность ещё в детстве. Когда другой ребенок плакал от того, что упал и разбил коленку, я лишь терла ушибленное место, потому что мне просто щипало. Поэтому я совсем забыла о разбитом лице. Но стоило увидеть себя в зеркале как тут же приподнятое настроение упало до нуля.

— Ты ужинать будешь? — донеслось из-за двери.

Вместо того чтобы кричать я вышла из комнаты и увидела как Дима накрывает на стол.

"Второй день находилась у него и так ни разу ничего не приготовила. Надо будет исправить это недоразумение завтра". К счастью, готовить я умела и делала это с удовольствием.

— Я суши заказал, надеюсь ты не против.

— Нет, всё отлично.

Суши я любила, но на столе в тарелка лежали какие-то длинные рисовые прямоугольники с тонким пластом красной рыбы сверху.

— Разве это суши?

— Конечно.

Дима сел за стол, окинул меня взглядом.

— Насколько я знаю, суши это маленькие круглешочки, рис завернутый в водоросли или в рыбу.