Шрифт:
– В общем, – сказал Игорь, – спасибо тебе еще раз.
– Тебе спасибо, – ответила Марина, не пояснив, за что. Ведь знала, что он поймет ее и так.
Друзья еще раз крепко обнялись.
– Вот так на час отлучишься – и пиши пропало, – сказал вошедший в банкетный зал Леня. Он поставил на пол добытую на почте коробку с украшениями и с шутливой ревностью сощурился на Игоря. – Пойдем выйдем, соперник.
– Еще чего! – гоготнул Игорь и отошел от закатившей глаза Марины на почтительное расстояние. – Вся в твоем распоряжении, куда уж мне против богатыря, ростом чуть выше моей тумбочки. К слову, что это на тебе такое, крутой парень?
Марина тоже изумленно разглядывала кожаную мотоциклетную куртку, которая пришла на смену весенней ветровке жениха. В несвойственной ему манере Леня взлохматил светлые, зачесанные кверху волосы и нацелил указательные пальцы-пистолеты на ребят.
– И как я вам?
– Как младенец за барной стойкой, – сказал Игорь.
– Ха-ха. Вообще-то до знакомства с Мариной я состоял в тусовке мотоциклистов и очень даже сносно водил «ямаху».
– Вот так все тайное становится явным, – натянуто улыбнулась Марина. – Я тоже каталась когда-то, только на заднем сидении… Так откуда ты это взял?
– Свадебный подарок, – похвастался Леня и, спохватившись, ударил ладонью о ладонь. Марина давно не видела его таким возбужденным. – А я встретился на почте еще кое с кем. Марин, мой друг приехал. Свидетель, помнишь? Он согласился!
– О-о!
– Позволь представить…
Леня театрально кашлянул в кулак и стукнул по двери, дав знак притаившемуся за ней человеку.
– …моего друга юности.
К ним навстречу молодцевато вышагнул высокий, крепко и ладно сложенный молодой человек в похожей мотоциклетной куртке, дополнительно расшитой нашивками с логотипами разных металл-групп. Точеные резцом черты, темные как смоль колючие волосы и обаятельная улыбка на тонких устах – таков был представленный ребятам новоиспеченный свидетель.
Сердце Марины встало в груди; хрустнули сжавшиеся в кулаки руки Игоря. Перед ними стоял Глеб, сошедший прямо с воспоминаний девушки.
Секунду неловкого молчания спустя Глеб нашел взглядом невесту, и его темные глаза расширились. Улыбка, которой он приготовился встретить избранницу своего давнего друга, моментально исчезла с лица.
В банкетном зале повисла такая оглушительная тишина, что эхо от нее поглотило рев проезжающих снаружи машин.
– Марина, – услышала она Игоря откуда-то издалека.
– Очень приятно, – выдавила девушка, с неподвижной улыбкой глядя Глебу в плечо. – Простите, мне надо в уборную. Я… мигом вернусь.
3
– Извините… О, бога ради, простите меня…
– Ничего, Марина, все хорошо.
«Не хорошо», – подумала Марина с раздражением. Ей не нужно было видеть лицо психотерапевта, чтобы понять, насколько она была противна этой женщине в такие минуты. Почти наверняка Екатерина Альбертовна ненавидела вторники, потому что каждый вечер того дня ее уютный, обложенный подушками диван превращался в койку тяжелобольного.
Марина не пролежала и пяти минут. Едва их разговор коснулся расставания с молодым человеком, как девушку начало рвать. Она никогда не обедала перед сеансами психотерапии, но желудок продолжал требовать избавления. От воды. От желчи. От болезненных воспоминаний.
– Дышите глубже, – проговорила Екатерина Альбертовна. Время консультации шло, а они не могли начать разговор как следует. Дрожащей рукой Марина накрыла тазик крышкой и, зажмурившись, вдыхала и выдыхала отравленный ее горем воздух до тех пор, пока не начала кружиться голова. – Помните: вы можете это сделать.
– Я могу это сделать, – повторила Марина. – Я могу это сделать…
На ее глазах закипали слезы: она не почувствовала за этими словами никакой силы. Женщина разглядывала девушку поверх очков-половинок со спокойствием хирурга, изучающего снимок операбельной опухоли.
– Почему вы плачете? – тем не менее спросила она.
– Потому что все это бесполезно, – простонала Марина. Силы ее покинули. – Мы уже месяц занимаемся, но я все еще «не могу это сделать». Мне все время плохо, работать не получается, меня скоро уволят… Я не могу есть. Я ничего не могу делать. Я вообще уже так больше не могу, – добавила она в сердцах и спрятала лицо в ладони.
– Не можете что?
– Так жить, – сказала Марина очевидное. Ее злила и выматывала необходимость проговаривать вслух каждую мелочь.
Екатерина Альбертовна секунду помолчала. Она отложила на журнальный столик планшетку, туда же – ручку, и, устроив одну ногу поверх другой, спросила так:
– Когда конкретно у вас начинаются приступы рвоты? Вы можете отследить мысль, от которой реакция организма неизбежна?
– Конечно. Это всегда происходит, когда я вспоминаю бывшего… молодого человека, – сказала Марина с заминкой и вновь сделала серию глубоких вдохов, выдохов и самоподбадривающих реплик. Обе женщины терпеливо ждали, когда ее язык отлипнет от нёба. – Стоит мне вспомнить о нем, как в носу встает этот… запах. Невролог назвал его фантомным. Запах поджаренного яйца.