Шрифт:
Я так задёргала мужчину своими указаниями, что он психанул:
– Нет, давай ты и дальше будешь молчать.
– Хорошо, – покладисто согласилась я и села напротив. Мужчина гладил пальцами ободок чашки, и я, вытянув руку, коснулась своей. Взяла ракурс чуть выше, почти под девяносто градусов. Хорошо получилось. Надо для разнообразия ещё флетлей поснимать.
– Как тебе дом? Мы сможем тут… поснимать?
Интересно, а что за заминка была в его голосе?
Глава 9
Я решила не акцентировать внимание на недомолвках. Всякие же люди бывают, и если мой внутренний параноик сейчас войдёт в чат, то его инфаркт шлёпнет только от самой мысли, что я дома у незнакомого мужчины, сижу, пью чай, который, возможно, с клафелином, и вообще…
Я заткнула истерику внутри, потому что как-то не особо верила в маньяков на дорогих тачках и с часами на руке за треть миллиона.
– Почему тебе это важно? – отхлебнула чай и пролистала быстро фото, кинула понравившиеся на телефон и вытащила гаджет из заднего кармана. Отправила кадры в лайтрум и сделала цветкор. Закинула в планёр ленты и повернула мужчине раскладку на девять фотографий.
– Представляешь, я тоже в отпуске.
Писака рассматривал кадры, и я заметила, что он смущается. А это мило. Настолько, что я почти улыбнулась.
– Дом хороший, подойдёт. Если много времени не хочешь проводить в городе… – умолкла, пытаясь сформулировать идею поточнее. – Ты видел железную дорогу и перрон?
– Я не буду пародировать Каренину.
– Да кому ты сдался, рельсы об тебя пачкать,– огрызнулась я и закуклилась. Я тут со скоростью света ему идеи генерирую, а он нос воротит.
– Прости, – уловив мое настроение, пошёл на попятную собеседник.
– Из принципа – нет!
– Что мне сделать, чтобы стало «да»?
Мужчина лукаво посмотрел на меня.
–Мороженого килограмм и ягоды. Ещё арбуз привези из города…
– Ничего себе ты ранимая!
– Ага, то сердце раню, то почки отобью.
– Что ты можешь предложить?
– Закладную на душу.
– Вероник, не обижайся. Я не самый добрый человек.
– А я очень обидчивая и почти самая злая. Но это лирика. Слушай, ты видел фотки с хогвартского экспресса?
– Что это вообще такое?
– Ты ранил меня в сердце!– притворно охнула и зажала место под грудью, где сердце, предположительно, было. Мужчина проследил за моими руками и выдохнул разочарованно.
– Оно в другой стороне, сейчас у тебя стреляет поджелудочная…
– Да наплевать, – вскочила со стула и стала ходить вдоль острова, попеременно покусывая подушечку большого пальца. Писатель наблюдал за мной как за маятником. – Короче, тут старая станция, и если ты не против, я бы хотела ещё творческую фотосессию сделать «привет из восьмидесятых».
Я замерла, нелепо остановившись посреди кухни, и выжидательно посмотрела на заказчика. Он молчал, словно специально проверяя мое самообладание.
– Неплохо. Мне нравится. Тут ещё старая почта есть, можем и там. И библиотека с картотечными шкафчиками из массива дуба, и у них там эркеры, и плитка в холле старая.
Мои глаза засияли. В голове пролетели варианты винтажных съёмок. Я моргала быстро-быстро, как будто фиксируя воображаемый кадр.
– Откуда ты вообще это знаешь? Давно тут живешь? – спросила я, усаживаясь в машину.
– Четвёртый год снимаю этот дом на лето, – мужчина завёл авто и холодный поток воздуха покрыл мои ноги мурашками. – Успел тут обжиться…
– А почему тебя в «Ясной» только сейчас заметили?
Дом писателя был немного в отдалении от нашей деревни, так сказать в элитарной части с коттеджами, ровными газонами и высокими заборами. По-моему у его посёлка даже название какое-то пафосное, но мне не интересно. Хотя масштаб выпендрёжа я оценила. Оценила и пришла к выводу, что писатели нынче неплохо живут.
– Потому что обычно я езжу только до магазинов или вот, в библиотеку, на почту, на озеро…
– Здесь есть озеро? – воодушевилась я, нечаянно сцапав мужчину за запястье. Потом сама смутилась и выпустила тёплую ладонь. Зря. Руки у него очень приятные. Большие ладони с немного шероховатой кожей и длинными пальцами. Пальцы – это вообще моя страсть. Не знаю почему, наверно музыканты всегда нравились с их возможностью зажать баре на гитаре без усилий. Писатель ухмыльнулся. Он заметил мое смущение, но промолчал, видимо, сделав зарубку в памяти.