Первые стрелы ушли одним роем, потом лучники рвали тетивы так часто, как каждый успевал. Стрелы били черную лодью, вонзались в борта, ломались о медные и железные доспехи, ястребами врывались в весельные дыры. Должна же иная найти свою дорожку, нурманнское мясо не жестче звериного, не каменнее!

С обоих берегов летели тяжелые стрелы. Нурманны не ответили, закрылись щитами и вспенили воду веслами. Кажется, и мига не прошло, а они уже вырвались выше острова и ушли от засадных лучников.

А с материкового берега кричат:

– Отеня! Э-гей! На расшиву-у! Отенюшка! Вниз глянь... Мила-ай!

У Карислава голос, как у лешего. Отеня опомнился от боя. Он видел, как снизу к острову поспевала вторая акулья лодья и метилась приставать. Первая же, проскочив остров, развернулась к островному приверху. Нурманны хотели взять засаду клещами, выйдя на остров с двух концов. Отеня не потерялся: <Нет, нурманн, мы еще поживем!>

– Все к расшиве, эй, засадные!

Тот проток узкий, за ним большой остров, потом старица, второй остров. Ищи до зимы, не найдешь.

Стрелки вмиг оказались у воды. Расшиву не нужно толкать, ждет на воде. Из затончика ничего не видно. А Карислав все торопит:

– Поспешай, э-ге-ге-гей, поспе-шай!

И горло же у человека...

Оглянулся засадный старшой посчитаться, все ли здесь? Будто бы мало народу... Эх, да что же это! Половины биарминов нет как нет!

Чу? С нижнего конца острова биармины вопят, визжат по-своему, как на волчьей охоте:

– Убей! Убей!

Сердце Отени сжалось смертной тоской. Не брать бы с собой тех биарминов! Клялись клейменые и с ними другие, близкие по крови рода Расту, что они при первой же встрече с нурманнами свою смерть примут, но возьмут нурманнскую жизнь...

Не бросать же товарищей. И нельзя долго думать.

– Эй, - хрипло сказал Отеня.
– Побежим, выручим сразу, тогда уплывем, - и у него заперло горло, присох язык.

Засадники побежали меж сосен и елей к ухвостью, к нижнему по течению голому концу острова. Выскочили на чистое место, а нурманны уже здесь и толпой добивают биарминов. Отенины глаза просветлели, все-то он видит, до черточки. Горло чистое, голос вернулся. Нет тоски и совсем ничего не жаль.

– Ну, берись!
– выдохнул удалой охотник, взмахнул топором на длинном топорище и наискось, между латным плечом доспеха и низким краем завешенного кольчужной сеткой рогатого шлема, врубился в первую жилистую нурманнскую шею.

Глава шестая

1

Усть-Двинецкая пристань длинная и широкая. Сваи забиты на десяток аршин от берега, чтобы и в приливную и в отливную волну было удобно причаливать тяжело груженным расшивам. От тесаного бревенчатого настила пристани устроен помост для съезда телег на дорогу, ведущую к городку.

Выставленные Одинцом защитники не скрывались. Их дело - застрельное, они заводатаи боя. Они ввяжутся, втянут нурманнов, а старшина всей силой и ударит из Усть-Двинца. Здесь управлял Карислав, который вернулся из своей засады против острова.

После истребления островной засады обе рыбьеголовые лодьи пошли вверх, к пристани. Выше острова река расширялась, нурманны держались подальше от материкового берега, и их нельзя было достать стрелой.

Нурманны опять гребли не спеша, разглядывали Усть-Двинец, пристань и ее защитников.

Помедлив против пристани, обе лодьи ушли вверх версты на две с лишним. Там одна лодья осталась на реке, а другая побежала вниз, к устью, где ждали две большие лодьи.

Время же шло и шло. Летний день долог. От устья тронулись две лодьи, низкая повела большую, с птичьей головой на носу. Самая же большая лодья, со звериной головой, осталась на якоре одна.

Низкая лодья быстро проскочила мимо пристани, а орлиноголовая приближалась. Над ее высокими бортами не было видно голов гребцов, и весла ходили будто сами собой. Готовясь к бою стрелами, защитники встали за вытащенными на берег расшивами поморян и лодками биарминов.

Рулевая доска на лодье шевелилась без невидимого кормчего. По левому борту корму прикрывал деревянный щит из досок, такой же просмоленный и черный, как вся лодья. Биармины, вызывая нурманнов, закричали изо всей мочи. В кормовом щите что-то мелькало - нурманны глядели в щель.

Карислав послал стрелу в черную доску, другие лучники спустили тетивы, иные стрелы скользнули в весельные дыры, но лодья шла и шла, как железная.

На ее носу сам собой поднялся такой же щит, как на корме.

Лодья подошла уже на половину полета стрелы. Громадная, величиной с барана, орлиная голова косо наставила загнутый клюв на речной берег. Знатная работа, вырезано каждое перышко. Дерево вызолочено. Когда лодья подплыла ближе, стало заметно, что пооблезшая позолота выпестрила орла змеей.