– Добрый вечер, – отозвался полковник. Он был как две капли воды похож на хозяина номера: среднего роста, сероглазый, широкоплечий, с орлиным профилем лица и темными волосами. Сходство было удивительным, хотя полковник представлял собой, несомненно, несколько устаревшую копию. – А я вот только– что пришел к вам и...

– Перестаньте, полковник, – Петерсен усмехнулся. – Офицеры, независимо от их национальности, должны вести себя друг с другом по-джентльменски. А джентльмены не лгут. Вы находитесь в номере ровно тринадцать минут. Я засек по часам. – Он повернулся к кашляющему, багроволицему консьержу, который предпринимал героические усилия, для того чтобы прочистить глотку, и похлопал его по плечу. – Вы что-то хотите сказать, мой друг? – Петерсен,. втянув носом воздух, поморщился. – Наверное, хотите сказать, что нельзя поглощать это ужасное пойло в таких огромных количествах. Идите и принесите бутылку бренди. До вас дошло? Не эту дрянь, а тот французский коньяк, который вы держите для гестапо. И два стакана, два чистых стакана. – Он вновь повернулся к немцу. – Вы составите мне компанию, полковник?

– Разумеется, – Лунц относился к разряду людей, которых нелегко было вывести из равновесия. – Страшный холод на улице, верно? – заметил он, наблюдая, как Петерсен снял пальто и бросил его на кровать.

– Рим. Январь, – развел тот руками. – В такую погоду трудно не простудиться. А уж болтаясь на пожарной лестнице...

– Ах вот где вы находились! Мне следовало побеспокоиться...

– Лучше побеспокойтесь о квалификации ваших агентов.

– Что правда, то правда, – полковник извлек роскошную бриаровую [2] трубку и принялся набивать ее табаком. – К сожалению, у меня нет большого выбора.

– Ей-Богу, полковник, вы меня огорчаете, – промолвил Петерсен. – Вламываетесь в мой номер, выставляете пост, чтобы скрыть вторжение, роетесь в моих вещах.

– Я роюсь в ваших вещах?

– Нет, вы их бережно изучаете. Не знаю, какого рода улики вы надеетесь обнаружить.

– Никаких. Вы не тот человек, который оставляет улики.

– Зачем же тогда следить за мной? Где же то взаимное доверие, которое обычно существует между союзниками?

– Между союзниками? – Лунц чиркнул спичкой. – Признаться, я как-то не думал на эту тему.

– В таком случае, вот доказательство того, что оно существует, – Петерсен протянул бумажник и пистолет, отобранные им у юного лейтенанта. – Не сомневаюсь, вы знаете этого парня. Он слишком настойчиво размахивал перед моим носом «вальтером».

– А, неукротимый Ганс Винтерман! – Лунц оторвал взгляд от документов. – Судя по тому, что мне известно о вас, юный Ганс не отдыхает сейчас на дне Тибра.

– Я не обращаюсь подобным образом с союзниками. Лейтенант заперт в ювелирной лавке.

– Понятно, – полковник произнес это так, словно не имел ничего против действий Петерсена. – Заперт... Но наверняка Ганс может...

– Не может. Он связан. Вы не столько огорчаете меня, полковник, сколько обижаете, награждая таким агентом. Почему бы вам было не дать ему флаг или барабан, или что-нибудь в этом роде, что быстрее привлекло бы мое внимание?

Лунц вздохнул.

– Юный Винтерман был хорошим танкистом. Конспирация – не его ремесло. Я не собирался обижать вас, майор. Слежка – всецело идея Ганса. Нет, естественно, я знал, чем он занят, но не пытался остановить. Ничего, разбитая голова – невысокая плата за приобретенный жизненный опыт.

– Я и пальцем не тронул мальчишку, – заметил Петерсен. – Повторяю, я отнесся к нему как союзник к союзнику.

– Зря. Этот случай мог послужить ему хорошим уроком, – полковник умолк – в дверь постучали, и в номер вошел консьерж, принесший стаканы и французский коньяк.

Петерсен разлил коньяк и, подняв свой стакан, провозгласил:

– За операцию «Вайс»!

– Прозит. – Лунц оценивающе почмокал губами. – Превосходно! Почему-то принято считать, что все офицеры гестапо – варвары. Операция «Вайс». Значит, вы в курсе? Хотя не должны были знать о ней. – Тем не менее полковник не казался расстроенным,

– Я знаю много такого, о чем не должен был знать.

– Вы меня удивляете, – равнодушно сказал Лунц и вновь отхлебнул из стакана. – Чудесный напиток, просто божественный! Да, четники [3] склонны разбрасываться. В результате мы с вами не можем скоординировать свои действия.

– Вы мне не доверяете?

– Не говорите таким обиженным тоном. Разумеется, доверяем. Ваши документы красноречиво говорят сами за себя. Единственное, что нам, особенно мне, трудно понять, почему человек с таким послужным списком, как ваш, связался с этим предателем, королем Петром?

– Я вижу, полковник, что за тринадцать минут вы успели основательно поворошить мой письменный стол. Король Петр – предатель? Скорее, можно назвать предателем принца-регента Павла, которого ваш фюрер вынудил подписать Тройственный пакт с Германией и Японией. Однако и он не предатель. Просто слабый, нерешительный, быть может, трусливый человек. И поступил так потому, что желал избавить Югославию от ужасов войны. Он искренне полагал, что действует во благо страны. «Bolje grob nego rob». Вам знакомо это выражение, полковник?