– Возможно и так, – сказал Лунц. – Очевидно лишь то, что они воспитывались в семействе, которое не привыкло исполнять чьи-либо приказы и кому-либо подчиняться. Тем более они не привыкли, чтобы с ними разговаривали в таком тоне, каким говорили вы.

– Полагаю, они быстро научатся этому, – усмехнулся Петерсен.

– Я тоже так полагаю, – промолвил полковник.

Спустя полчаса после возвращения майора в номер отеля «Сплендид» к нему присоединились Джордже и Алекс.

– По крайней мере, мы знаем их фамилию, – сказал Джордже.

– Фон Караян, – повторил Петерсен. – Что удалось выяснить вам?

– Служащий сказал, что не располагает сведениями, откуда гости прибыли. В отель их привез полковник. Клерк без колебаний сообщил номер комнаты, однако предупредил, что если мы желаем нанести визит, то он спросит у них разрешения, потом проводит нас до самых дверей и представит постояльцам. Тогда мы поинтересовались, какие комнаты примыкают к соседнему пустующему номеру. Оказалось это спальни. Наши вопросы иссякли, и мы ушли.

– Иначе говоря, вы напрасно потратили время.

– Нам не привыкать к несправедливости, Петер. Обойдя отель, мы с Алексом поднялись по пожарной лестнице и пробрались по узкому выступу, по очень узкому выступу. Это было чрезвычайно рискованно и опасно, особенно для такого пожилого человека, как я. Головокружительная высота!

– Да, – Петерсен был терпелив. Номер фон Караянов находился на втором этаже. – Что же дальше?

– Влезли на крошечный балкончик. Окна комнаты закрывали тюлевые занавески.

– Сквозь них можно было что-нибудь рассмотреть?

Толстяк кивнул.

– Сквозь занавески можно было великолепно видеть, а сквозь оконные стекла – великолепно слышать. Молодой человек передавал радиосообщение.

– Интересно. Едва ли неожиданно, однако... Азбука Морзе?

– Обычная речь.

– Что же он говорил?

– Я не понял. Очень короткое сообщение. К тому же, язык не европейский. Раньше я его никогда не слышал.

– Кто-нибудь видел вас на пожарной лестнице, выступе здания или балконе?

Джордже попытался изобразить обиду.

– Мой дорогой Петер! – вскричал он.

Майор остановил его взмахом руки.

Немногие могли обращаться к нему по имени, но немногие перед войной обучались в Белградском университете у весьма уважаемого и почтенного профессора Джордже, специализировавшемся на западноевропейских языках. Толстяк владел – не говорил, что владеет, а именно владел по меньшей мере дюжиной иностранных языков. Представление же оп имел о значительно большем количестве.

– Простите, простите, Джордже, – Петерсен оглядел обширные профессорские формы. – Хотя вы утверждаете, что вас никто не заметил, я убежден – к завтрашнему утру, а может быть, даже раньше, полковник Лунц будет знать, что вы и Алекс кружили по близости. Навряд ли его это смутит – от меня он не ожидает ничего другого. Однако полковник не узнает, что юный Михаэль фон Карали вскоре после нашего ухода бросился к рации и передал кому-то некую информацию. Хотелось бы мне знать, какую именно... Немного подумав, Джордже сказал:

– Алекс и я можем выяснить это на катере завтрашней ночью.

Петерсен помотал головой.

– Я обещал полковнику Лунцу доставить их целыми и невредимыми.

– Кто для нас этот полковник? – промолвил толстяк. – И что для него ваше обещание?

– Нам важно доставить этих людей невредимыми.

Джордже с досадой постучал себя по голове.

– Видимо, возрастное, – заметил он.

– Все в порядке, Джордже, – успокоил его Петерсен. – Нормальная профессорская рассеянность.

Полковник Лунц не предоставил в распоряжение Петерсена и его спутников ни почетного «хорха», ни хотя бы мало-мальски приличного автобуса. Они пересекали Италию в кузове обшарпанного грузовика с колесами из литой резины и полностью разбитыми рессорами. Крышей его служил брезент, натянутый на стальных обручах. Если учесть, что температура воздуха в горах была по-настоящему зимней, то поездку можно было в определенном смысле назвать замечательной. Ко всем перечисленным прелестям добавлялось зловоние выхлопных газов, смешивающихся с дымом вонючих сигар Джордже. Щадя обоняние попутчиков, толстяк уселся у заднего борта. В те редкие мгновения, когда он не курил, Джордже то и дело запускал руку в корзину, заполненную бутылками с пивом, которая стояла у его ног. Он держался бодро и казался абсолютно невосприимчивым к холоду. Впрочем, так оно и было – природа снабдила Джордже надежной теплозащитой.