А сведения у нас следующие — Оба Иошито, студент Политехнического Университета Сейтеки. Вернее — был таковым. Сейчас — в академическом отпуске, в связи с семейными обстоятельствами. Какими именно — непонятно, но старый детектив Хираи вместе со своей воображаемой подружкой Джиллиан — полагали, что этими семейными обстоятельствами было как раз нашумевшее событие с изнасилованием сестры Мико Танн, Мацуко. Они с Мацуко учились в одной группе и, хотя сама Мацуо не опознала насильника, он все же предпочел скрыться на время. Снимает комнату в этом здании и является одним из пяти человек, которые в течении трех суток удерживали девушку в каком-то подвальном помещении. Все, что только можно было себе представить в больном, извращенном разуме — все было сделано с ней, чудо что она выжила вообще, с такими разрывами внутренних органов. Нет, я тоже извращенец, но мое глубокое убеждение состоит в том, что все, что вы делаете в постели — должно быть по обоюдному согласию и никак иначе. Собранные сведения в свою очередь говорили о том, что сам Оба Иошито — мелкая сошка на побегушках у предводителя всей этой шайки, некоего Ногучи Рио. Ногучи — известная фамилия в нашем городе, его отец довольно влиятелен и богат, но его дядя — настоящий олигарх и проживает в Токио, в частном поместье. Семья у них такая, влиятельная, на хорошем счету… и видимо в семье не без урода. Вообще в каждой семье не без урода, это нормально, но только в таких вот — влиятельных и богатых, уроды становятся настоящей проблемой. Потому что урода из бедной семьи быстро к ногтю приведут, добрые люди уж позаботятся, а вот урод из богатой и влиятельной семьи — будет огражден от последствий и уверится в своей безнаказанности. И станет еще большим уродом, потому что от преступлений нас ограждает не жестокость наказания, а его неотвратимость. Хм… может быть взять себе супергеройское имя — Мистер Неотвратимость? Звучит…

Поднявшись на нужный этаж я прохожу к двери с номером сто пятьдесят семь. Оглядываюсь. Шизука, как и положено — на углу лестницы, несет караульную службу или проще — стоит на шухере. Стучу в дверь. Тишина. Снова стучу.

— Кого тут черти носят?! — возмущенный голос из-за двери. Как я и ожидал — он не спит. Хикикомори, который в академическом отпуске и не работает? Да для него ночь — это день, а встает он в обед, часа в два-три.

— Доставка! Продукты от «Ваше Вкусно!» — говорю я громко.

— Не заказывал я ничего! — вопит он из-за двери.

— Уже заплачено! Вам надо только получить. — говорю я. За дверью раздается шорох и ворчание. Чертыхание. Ага, думаю я, волшебное словно «уже заплачено». Халява, сэр. Может и ошиблись, но какая разница, да?

— Чего там? — дверь приоткрывается и над натянутой цепочкой появляется одутловатое лицо в очках: — давай сюда!

— К сожалению — не пролезет. — говорю я, указывая на коробку в руках: — кроме того, расписаться за доставку надо…

— Ну и иди к черту тогда! — говорит одутловатое лицо и исчезает, дверь прикрывается, слышен звук проворачиваемого замка.

— Хорошо. — вздыхаю я вслух: — жаль, королевские креветки испортятся, а так чего уж…

— Что? — дверь открывается и в шелочку над цепочкой снова просовывается лицо: — что там у тебя?

— Деликатесы — пожимаю я плечами: — и ладно замороженные были бы, ничего бы не случилось, а тут — охлажденные, они долго вне контейнера не протянут.

— Деликатесы. Подожди… — дверь закрывается, потом распахивается, цепочки на ней уже нет.

— Ну, давай… — говорит Оба Иошито: — твои… — он не договаривает. Просто втыкаю в него коробку, он машинально подхватывает ее руками, она пустая и Оба комично взмахивает руками, ожидал тяжести. Толкаю его в квартиру, вжав полицейский шокер в его необъятное пузо и нажимаю на кнопку.

— Зззрррртч! — сухой треск и Оба валится на спину с открытым ртом, придерживаю его, чтобы не разбил себе затылок. Быстро оглядываю комнату — никого нет, обычная холостяцкая квартира, одна комната, дверца в ванную, тут же кухонька. Стол, стул, компьютер, кровать. Везде — пустые бутылки и порванные упаковки из-под чипсов и лапши быстрого приготовления. И запах — затхлый запах помещения, где не проводили влажную уборку последние несколько лет. Вонь. Тяжелая вонь висит в воздухе.

Затаскиваю тело в квартиру, переворачиваю на живот, связываю руки полотенцем — чтобы не было синяков на запястьях. Внутрь скользит Шизука и закрывает за собой дверь. Морщится от запаха — вижу даже под маской, что морщится.

— И почему мужики такие свиньи… — ворчит она, быстро открыв дверь в ванную и проверив ее. Киваю ей на Обу, она достает полотенце и связывает ему ноги, морщась при этом. Присаживается над ним, придавив коленом шею и взяв у меня шокер. Я быстро провожу обыск в поисках скрытых камер, микрофонов или иных устройств. Не нахожу ничего. Понятно, что если бы профессионалы здесь прослушку устанавливали — хрен бы я чего нашел, но за Обой Иошито вряд ли кто следит… это он сам мог бы установить камеру, девушек там записывать, если с кем встречался, но … да, кто ж ему даст, такому-то?

— Чисто. — говорю я. Что же, пришло время поговорить с Обой Иошито по душам… жаль, что тут стены тонкие… придется сперва правила установить.

— Можно я сама? — спрашивает Шизука и глаза у нее блестят. Вздыхаю. Прав был Широ — что-то серьезно не так с нашим поколением.

Глава 16

Мы сидим и ждем, когда он очнется. Надо было захватить с собой капсулу с нашатырем, но уж тут я не продумал. Вариант облить водой и надавать по щекам — исключаю сразу, мне необходимо, чтобы как можно меньше следов после нас осталось. Потому мы с Шизукой уже в латексных перчатках, на ногах, поверх обуви — бахилы. На лицах — медицинские маски. Мы — хирурги. Так сказать, вырезаем скверну на теле социума. Тут главное всерьез в такое самому не поверить, а то так и до фанатизма и ощущения собственной избранности недалеко, а там начнешь в трико и плаще по крышам бегать, спасать город от преступников, не замечая, что сам таким являешься. Критичное мышление сохранять, так сказать.

— Ммм?! — о, очнулся. Наклоняюсь к Обе Иошито, студенту в академическом отпуске и заглядываю ему в глаза. В глазах — непонимание и ярость. Кусок полотенца во рту мешает ему закричать, и он мычит. Мычит яростно и возмущенно. Вздыхаю. Натягиваю ему на голову пластиковый пакет и прижимаю его к лицу, перекрывая дыхание. Он бьется на полу, словно рыба, руки стянуты за спиной мягкими полотенцами, ноги тоже. Жду. Жду пока отчаяние и ужас не затопит его сердце, пока он не попрощается с жизнью и не поймет, что все происходящее тут — всерьез. Пока за один вздох вонючего воздуха этой комнаты он не будет готов отдать все.