Мне кажется, именно в эту минуту между нами зарождается что-то крепкое, настоящее. Как будто эта ссора и наше бурное примирение сорвало с нас маски, и мы впервые увидели друг друга по-настоящему обнаженными.

И сейчас наши открытые души общаются между собой. Не нужно им мешать посторонними звуками, их легко можно спугнуть, и тогда тоненькие ниточки доверия, которые они протягивают друг другу, могут разорваться.

Долго еще мы плаваем в этой тишине, иногда встречаемся губами, легко касаемся друг друга руками, изучаем.

Это продолжается до тех пор, пока я не начинаю откровенно замерзать. А еще желудок моего мужчины издает вдруг требовательное урчание.

— Это что? — с улыбкой поднимаю я голову.

— Жрать хочу! — рычит Макс. — Я ел последний раз твои сырники вчера утром. Потом только кофе.

— Как это? Ты что?

— А чему ты удивляешься? Я на нервах не ем. А мне их трепал сначала этот жирный урод в офисе, потом ты!

— Ладно, — опускаю я виновато глаза. — Поехали домой, я тебя накормлю.

— Поехали.

Макс поднимается, начинает собирать наши разбросанные вещи. Мы быстро одеваемся.

Максим заглядывает на переднее сиденье, хлопает себя по лбу.

— Блин, совсем забыл!

— Что такое?

Достает что-то шуршащее из-под наших мокрых пальто.

— Держи! Это тебе! — протягивает слегка помятый, немного покоцаный, но все еще прекрасный букет ирисов. — Цветы, синие. Лисичка сказала, что ты именно такие любишь.

— Спасибо, — счастливо улыбаюсь я. — А когда это она сказала?

— Сегодня утром. Я приехал к садику поздно, ты уже ушла, а Лисичку я на прогулке увидел, мы с ней немного пообщались.

— А я тебя ждала, — признаюсь честно. — Злилась, не хотела видеть, но ждала. И расстроилась еще сильнее, что ты так и не появился.

— А уж как я расстроился, когда тебя дома опять не застал.

— Я заметила, — фыркаю. — Я же реально решила, что ты маньячина, меня в лес убивать привез.

— Не убивать, а насиловать! — впивается в мою шею губами. — Но если ты меня не накормишь, то мне придется сожрать тебя! — прикусывает кожу, я смеюсь и визжу.

— Перестань! Поехали, я обещаю тебя накормить от души!

— Смотри, женщина! Теперь ты мне должна сотню борщей! А еще я все же отхожу тебя по заднице, как доктор завещал, чтобы больше никакой фигни не выдумывала!

Я вздыхаю.

— Я постараюсь ничего не выдумывать, Максим. Ты только не ври мне, пожалуйста.

— А я разве врал?

— Нет, но… как тебе объяснить? Ты прав был, я трусиха. Я очень боялась, что ты меня обманешь, и поэтому так легко поверила во всю эту ситуацию. И это было очень больно. Но… Максим, — нахожу его взгляд. — Ты же понимаешь, я тебе сейчас поверила…

— Я этому очень рад.

— Ты не понимаешь. Не просто поверила. Я поверила по-настоящему. И если ты меня обманешь теперь…, — сглатываю, снова ком подступает к горлу. — Я, наверное, не переживу.

— Я не обману, клянусь! — смотрит открыто.

Вздыхаю, прячусь на его груди.

— Пойми, есть ведь еще и Лисичка. Она к тебе уже привязалась. И если вдруг что… Вчера она была расстроена не меньше меня.

— Олесь, я понял тебя. И я еще раз повторяю. Мои намерения самые честные и серьезные. Не надо придумывать лишнего.

— Хорошо. Я постараюсь. Спасибо тебе за понимание.

— Пожалуйста. И да, на самом деле ты не трусиха. Ты смелая и сильная. Просто сама не знаешь об этом.

Мы еще какое-то время сидим в обнимку, перевариваем сказанное. Потом едем домой. Максим постоянно пытается найти мою руку, положить ее себе на колено. И это так тепло, что я невольно всю дорогу счастливо улыбаюсь.

Дома, как и обещала, я кормлю Макса, а потом его начинают доставать звонками с работы. Что-то там, как я поняла, случилось. Максиму приходится уехать, но к вечеру он возвращается.

За Лисичкой мы едем вместе. Крошка моя выходит настороженная, но как только замечает Максима и мою улыбку, тут же расцветает.

— Вы помирились! — хлопает она радостно в ладоши.

— Я же обещал! — гордо заявляет Макс. — Конечно, помирились. Спасибо тебе, Лисичка. Это все синие цветы помогли. Они расколдовали твою маму.

— А она что, была заколдована? — округляет глаза Настя.

— Да. На нее наложили заклятье, и она слегка заморозилась.

— А ты ее разморозил?

— Почти! Немного осталось. Вот еще пару раз поцелую, и она разморозится окончательно.