Шрифт:
—…И я увидел лицо девушки. У нее были рыжие, очень коротко остриженные волосы, зеленые глаза…
Наумлинской показалось, что она ослышалась. Ведь Рэм должен был сказать: прямые черные волосы, темные глаза…
– Их взгляд был насмешливым. Не высокомерным, а именно насмешливым. Он будто бы говорил: «Не пугайся, малыш. Все будет хорошо». Розовые губы, нежная кожа…
«Нет, неправда! – хотела выкрикнуть Наумлинская. – Чуть раскосые глаза и широкие скулы! А кожа смуглая! У меня смуглая кожа!»
– Сейчас вы, может, поймете, почему у меня при этих словах бегут по коже мурашки… Та девушка, которую я видел во сне – кстати, ее звали Мариана, я это как-то без слов понял, – была как две капли воды похожа на одну из девушек, сидящих в этом зале.
И тут Наумлинская, которая в этот момент всем существом своим подалась вперед и даже привстала со стула, поймала взгляд Рэма… Да, он смотрел в ее сторону, сюда смотрел, на их столик, но только не на нее… Рэм смотрел на Кити. А та сидела обомлев, будто пригвожденная к своему стулу, и боялась пошевелиться. Ее и без того бледная, как у всех рыжеволосых, кожа имела теперь мертвенный оттенок, будто вся кровь ушла куда-то, взгляд зеленых глаз казался неживым, словно потухшим…
Не в силах более выносить эту пытку, Наумлинская вскочила и ринулась к дверям. Пот тонкими струйками стекал по спине, дико хотелось пить. Чувствуя, что сейчас упадет, девушка прислонилась к стене.
– Вам плохо? – услышала она откуда-то издалека.
С трудом разлепила веки и поняла, что лежит на полу. Шея ныла, затылок упирался в стену. Наумлинская попробовала покрутить головой, но все тело насквозь пронзило болью. Откуда-то, как из другого мира, доносилось:
—…Я хочу дотронуться до тебя, Мариана… А вдруг ты просто мое видение, призрак, пришедший из сна про Сегельфосс? Пойми, меня мучит этот вопрос. Вдруг ты мой глюк? Прости за это слово. Там, откуда ты пришла, наверное, не говорят такого… Расскажи мне про Мексику, расскажи про Норвегию! А хочешь, вместе туда поедем? В поезде будем вслух читать Гамсуна и смотреть через окошко на луну… Ты начнешь читать, а я засну…
17
Звонок прозвучал резко, неожиданно. Или девушке это просто показалось. Спросонья все звуки кажутся нам резкими и неожиданными.
– Привет! – услышала она в трубке обрадованный голос Люси Черепахиной. – Прости, если разбудила…
– Прощаю, – сказала Наумлинская.
– Хорошо, что ты приехала… – тараторила Черепашка. – А то я звоню, звоню, а мама твоя говорит: «Ее нет, к родственникам уехала, а когда приедет, не знаю». Короче, планы изменились… Рэм Калашников придет на программу сегодня, и мне удалось договориться о тебе. На вахте пропуск лежит на твое имя… У тебя паспорт-то уже есть?
– Ну да… – отозвалась Наумлинская.
– Обязательно захвати. И еще… Не вздумай отвлекать Рэма во время записи, иначе меня…
– Люсь, – Наумлинская оборвала одноклассницу на полуслове, – спасибо тебе, но я никуда пойду.
– То есть как? – опешила Черепашка. – Ты, наверное, не поняла… Я говорю тебе: сегодня в студию придет Рэм Калашников, – четко, почти по слогам, будто вбивая словами гвозди, повторила Черепашка.
– Я все поняла, – бесцветным голосом отозвалась Наумлинская. – Спасибо тебе большое… Извини за беспокойство, но я не пойду на передачу.
– Передумала? – никак не могла взять в толк Черепашка. – Или заболела, может?
– Скорее наоборот – выздоровела….
Володя не ждал ее звонка. Давно уже не ждал. С того самого дня, как, вырвавшись из его рук и бросив какую-то колкость про синицу в руках, Наумлинская побежала к метро. Поэтому, услышав в трубке знакомый, всегда как бы немного сонный голос, даже обрадоваться не успел. Не верилось ему, что Ира снова позвонила. Хотя они же не ссорились… Может, понадобилось чего, кто знает…
– Володь, это я… Привет…
– Привет, я тебя узнал.
– Я знаешь чего… Володь… Помнишь, тогда у метро? Ну… про журавля в небе помнишь?
– Помню. И про синицу тоже помню…
– Володь, прости меня, а?
– А как же журавль?
– Так он же в небе! Пусть себе летает…
– А синица, значит, в руках, она уже никуда не денется?
– Ты не синица, Володь… Ты знаешь кто?
– Грач?
– Не-а…
– Филин?
– Нет!
– Страус?
– Нет.
– Дятел?
– Ну вот еще!
– Кто же тогда? Пингвин?
– А разве пингвин – птица? – совершенно серьезным голосом выразила сомнение Наумлинская. – Кажется, они млекопитающие…
– Сама ты – млекопитающие!
– Володь, а пригласи меня в кино, а? Последний день каникул все-таки…
– Приглашаю.
…Наконец-то в Москву пришла настоящая весна. Настежь распахнув створки шкафа, Наумлинская придирчивым взглядом изучала его содержимое. Внезапно ей на глаза попался какой-то серый листок. Девушка наклонилась, подняла его. Это оказался вкладыш из альбома «Выход» группы «Автомат Ка».