У Наташи не муж, а золото: он не пьет, не бьет, работает и заботится о ней. Так почему же с каждым днем ей все больше кажется, что ее заключают в клетку? Настя точно знает, что все мужики козлы, но рядом с мужем ей хотя бы спокойно и стабильно. А то, что у него иногда «свистит» – это она сама виновата. Сережа считает, что из него вышел плохой мужик, ведь он всю жизнь гонится за недостижимым идеалом первой подростковой любви, вместо того, чтобы взять в жены хорошую хозяйку и оправдать ожидания матери. Смогут ли герои вырваться каждый из своей клетки и обрести свободу, которую они так жаждут?
О добрыхъ же женахъ рече: «Дражьши есть каменья многоценьнаго. Радуется о ней мужь ея. Д?еть бо мужеви своему благо все житье. Обр?тши волну и ленъ, створить благопотребная рукама своима. Бысть яко корабль, куплю д?ющь, издалеча събираеть себ? богатьство, и въстаеть из нощи, и даеть брашно дому и д?ло рабынямъ. Вид?вши тяжание, куповаше, от д?лъ руку своею насадить тяжание. Препоясавши кр?пько чресла своя, и утв?рьди мышьци свои на д?ло. И вкуси, яко добро д?лати, и не угасает св?тилникъ ея всю нощь. Руц? свои простираеть на полезная, локти же свои утв?ржает на веретено. Руц? свои отв?рзаеть убогимъ, плодъ же простре нищим. Не печеться о дому своемъ мужь ея, егда кд? будет. Сугуба од?нья створит мужю своему, очерьвлена и багъряна себ? од?нья. Възоренъ бываеть въ врат?хъ мужь ея, внегда аще сядеть на соньмищи съ старци и съ жители земля. Опоны створи и отдасть в куплю. Уста же своя отв?рзе смыслено и въ чинъ молвить языкомъ своим. Въ кр?пость и в л?поту облечеся. Милостыня ея въздвигоша чада ея, обогат?ша, и мужь ея похвали ю. Жена бо разумлива благословлена есть, боязнь же Господню да хвалит. Дадите ей от плода устъну ея, да хвалять въ врат?хъ мужа ея».
Повесть временныхъ лет черноризца Федосьева Манастыря Печерьскаго, откуду есть пошла руская земля 1
*ръtа
И възрадовася вся земля о съвокуплении брака ею. И по браце целомудрено живяста, яко златоперсистый голубь и сладкоглаголиваа ластовица, съ умилением смотряху своего спасениа, въ чистеи съвести, крепостию разума предръжа земное царство и к небесному присягаа, и плотиугодиа не творяху.
1
Примечание 1
Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитриа Ивановича, царя рускаго 2
Глава первая. Неблагодарная
В это время года в Кусе слякотно и мерзко. Налипшие за зиму на дороги и тротуары пласты снега, при уборке похожие на разрез слоеного торта, раскисают и расплываются грязной холодной кашей. В ней тонут ноги. Она протекает сквозь швы ботинок, холодными пальцами обхватывает ступни, пускает по телу мелкую дрожь, высасывает тепло. По этой мерзкой каше люди идут тяжело, с трудом вытаскивая ноги, ища опоры в еще мерзлом воздухе, смешно раскидывают руки, будто пингвины.
2
Примечание 2
Но даже там лучше, чем за этим столом.
Наташа вздыхает, отрывает взгляд от окна, за которым живет свобода от этих пристальных оценивающих взглядов и бестактных вопросов, бесконечных рассказов о детях маминой подруги. Но уйти она не может – скажут, мол, что за невоспитанность? И мама закатит глаза и начнет причитать: всю жизнь к их ногам положишь, а дети все равно неблагодарные, пять минут с семьей посидеть не могут. И Наташа не отказывает, сидит. Пять минут растягиваются сначала до получаса, потом до часа, потом до двух. Ей хочется ускользнуть из-за стола, по пути стянув бутылку вина, налить вино для конспирации в термокружку, утечь сквозь руки пьяных дядюшек, норовивших увлечь ее в танец под орущую попсу, сбежать от этого топота и грохота, шатающихся на кривом полу шкафов, – туда, на улицу, в мерзлую слякоть.
Но пока Наташа сидит за столом и послушно кивает, вежливо отвечает, ест бесконечные залитые майонезом салаты.
– Вот Наташка, какая вымахала! Жених-то есть уже? – хихикает тетя Надя и сально подмигивает покрасневшей Наташе.
– Какой ей жених? – спрашивает тетя Лена, она накануне приехала из Тюмени со своим третьим мужем, здоровенным, резко пахнувшим сигаретами. – Вот уедет в Челябинск, найдет себе там жениха. А тут, в Кусе, разве перспективного встретишь? Все нормальные живут в больших городах.
Наташа хочет возразить, что ее друзья молодцы и в прошлом году уже поступили в хорошие вузы, и занимаются горнолыжным спортом, и читают рэп, но она знает, что теткам лучше не возражать, и поэтому молчит. Хотя обидно. В Кусе перспективных нет, сказала тетя, значит, и она бесперспективная, годная лишь на то, чтобы удачно выйти замуж?
Мама суетится, бегает от кухни к столу. Принести салаты, проверить горячее, нарезать еще хлеба, а вот тут освободилось место для фруктов, надо принести, скоро вино закончится, ты куда его дел, Леш? Папа сидит королем во главе стола, хмыкает в ответ на россказни дяди Толика, подливает вино раскрасневшимся теткам с уже блестящими глазами.
И не сказать, что какие-то два часа воздух в доме звенел от скандала – обычного спутника подготовки к семейному застолью.
Наташу как всегда заставили мыть полы, она возила тряпкой по ламинату, тихо ненавидя праздники, а мама, пробегающая мимо то с охапками моркови, то с полным пакетом картошки, отвешивала недовольно:
– Ну кто так моет, Наташ? Кто против волокон тряпку возит? Разводы же будут! Кому ты нужна такая, если даже полы мыть не умеешь? Поедешь в общагу жить – тебя ж другие девчонки засмеют!
– Не нравиться – сама мой, – огрызнулась Наташа.
Мама вся раздулась, как жаба, и заорала:
– А почему в этом доме я все делать должна? Я вам служанка, кухарка? Попросила чуток помочь матери, и то не можете! Оставляй швабру, я сама помою!
Наташа вцепилась в швабру что есть мочи, и мама, несколько раз дернув за рукоятку, ушла на кухню – готовить салат, обильно орошая его слезами. Наташа продолжила мыть пол. Мамина истерика закончится с приходом первого гостя, она это знала, но в груди все равно шевелилась червоточина, шептавшая «неблагодарная, неблагодарная».