Может быть, правильней было бы одеться, причесаться. А то пришла в ситцевом платье, прямо из лесу.

Но она не уходила. Машинистка стала что-то печатать. Из комнаты раздавались голоса. Там не то громко говорили по телефону, не то ругались. В приемной было грязно и неуютно. Если бы раскрыть обе стеклянные дверцы шкафа, оттуда, наверное, грудой вывалились бы картонные папки и бумаги, так беспорядочно он был набит. Графин стоял тусклый, в мутных полосах застоявшейся воды. От всего этого была тоска. Нина дала себе срок — посидеть пять минут и уйти. Но прошло и десять, а она все сидела, пока не открылась дверь и из кабинета не вышли люди с отсутствующими глазами, поглощенные только что состоявшимся разговором, собранием, совещанием.

На пороге своей комнаты — кабинетом это назвать было трудно — стоял Байрамуков, коротконогий, оплывший человек.

— Что надо? — спросил он Нину.

— Мне надо с вами поговорить по делу.

Он сказал что-то по-карачаевски секретарше и пошел обратно за стол из светлого дерева, весь испещренный черными кружками от потушенных об него папирос и сигарет. Сев, он спросил:

— Ну, какое у тебя дело?

Нина словно шагнула в холодное море:

— Я слышала, что закусочная в парке не открывается, потому что нет работника.

Половина лица Байрамукова скривилась, правый глаз зажмурился. Левым, маленьким и живым, он посмотрел на Нину:

— Буфетчица? Официантка? Повар?

Он спрашивал, а Нина отрицательно мотала головой:

— Специальности у меня нет. Я хочу попробовать.

— Попробовать? — Он невесело усмехнулся. — Пробовать будем, а работать кто будет?

Уже нельзя было повернуться и уйти.

— Я не врачом к вам прошусь и не инженером. Я человек грамотный. Соображу. Воровать не буду.

— Значит, курсы, подготовка торговых работников — это все так, лишнее, ни к чему, да?

Байрамуков говорил с акцентом, от этого почему-то было еще обидней.

— Вот если сегодня бутерброд с колбасой никто не купит, а завтра он на десять процентов усохнет. Инспектор придет, взвесит. Первый раз — акт, второй — суд. Кто виноват?

Он побарабанил по столу толстыми темными пальцами.

— Честный человек пойдет под суд.

— А вор не пойдет под суд? — спросила Нина.

— Вора поймать надо. Вора поймать трудно. И честному немножко хитрить нужно. Уметь нужно. — Он поднял голову: — Муж есть?

Нина сказала:

— Нет.

— Одна?

— Двое детей.

Еще никто так прямо не спрашивал Нину о ее жизни. Это было что-то вроде анкеты, к которой примешивалось и откровенное любопытство.

— Образование имеешь? Счет хорошо знаешь? Где квартируешь? — Лицо его довольно прояснилось. — Родня Лучинским?

Она ответила:

— Родня.

Он спокойно оглядывал Нину с ног до головы:

— Сегодня в заповедник ходила, тоже место искала?

Значит, он видел и запомнил, как утром она с детьми шла мимо Совета.

Байрамуков поднялся из-за стола.

— Буфет — дело не мое. Буфет — дело курорт-торга.

Весь разговор был напрасным. Он ей отказал. И дело незавидное, непривлекательное, которое она придумала для себя и от которого сама готова была в любую минуту отказаться, вдруг обернулось нужным, желанным, недосягаемым.

— А где курортторг? — Это она спросила просто так, чтоб не уйти молча. Николай прямо говорил, что все зависит от Байрамукова.

Он поднял раскрытую ладонь, глубоко прочерченную темными линиями.

— Однако в курортторге мое слово что-нибудь значит. — Его лицо стало строгим, даже высокомерным. — Сегодня к пяти часам придешь к закусочной. Лучинскому скажи, тоже пускай придет.

Нина вышла из прокуренной комнаты в солнечный день. От волнения она бежала. «Чему радоваться?» — спрашивала она себя. И все-таки радовалась.

Дома кончали обедать. Детей в комнате уже не было. Николай, стоя перед зеркалом, зачесывал маленькой гребенкой волосы, наводил лоск. Сейчас сорвется и убежит. Алена всегда ела позже всех и на ходу. Она быстро добирала со сковороды какие-то кусочки.

— Явилась? — не глядя на Нину, сказала она. — А знаешь, кто опоздает, тот воду хлебает.

— Больно надо! Может быть, у меня в распоряжении красная икра и московская колбаса.

— Красной икорки не вредно бы, — отозвался Николай.

Алена положила недоеденный кусок обратно на сковороду.

— А еще что? — спросила она.

— Коля, милый, не уходи! — Нина схватила с этажерки его кепку и держала ее обеими руками. — Колюшка, пойдем со мной в пять часов к закусочной. Байрамуков велел.