Высотой стены обычно в три человеческих роста, но где-то и чуть выше метра и, попав в Аннинские укрепления впервые, можно было запросто заплутать среди множества ответвлений, образующих запутанные ходы. С дорожного моста, что плавной дугой изгибается над железной дорогой рядом с укреплениями, открывается живописный вид на них: шапки высоких холмов, покрытые сплошной зеленной травой, смотрелись, как острова, застывшие прямо в воздухе; раскидистые, долговязые кроны огромных берез, а острые верхушки густой листвы клена представлялись, как разнообразное море зелени, слегка волнующееся от легкого ветра. В укреплениях часто попадались глубокие ниши в стенах, когда-то закрытые прочной железной решеткой. Теперь петли наполовину прогнили, решетка заржавела и была отодвинута в сторону и торчащими концами железных прутьев намертво въелась в землю, так что если даже попытаться приподнять ее, чтобы сдвинуть с места, навряд ли бы что получилось. Или можно просто зайти в первую попавшую пещеру, которая могла резко подниматься верх и через каменный лаз вывести вас где-нибудь на поверхность. Таких пещер в Аннинских укреплениях находилось великое множество. Они могли окончиться тупиком из кирпичной стены, которые, видимо, появились намного позднее, или завалом из камней, плотно засыпанных песком, через который уже никакими силами нельзя пробраться. Разве только с помощью динамита, что я на полном серьезе хотел сделать подростком, но динамита так и не нашел, хотя были опрошены все родные, соседи и друзья. Часто пещеры соединялись между собой узкими подземными коридорами, стены которых также были выложены из булыжника. Можно было зайти в одну из таких пещер, пройти холм насквозь и выйти уже совсем на другой стороне укреплений. Изредка в некоторых больших пещерах встречались плотно завинченные и вполне современные люки. Подростком я все пытался их открыть, уверенный, что внизу есть секретная система подземных катакомб, на мысль о которых меня наводили кирпичные стены и завалы. Они, по моей мысли, и перекрывали проходы в катакомбы, но вентиль на крышках никак не хотел поддаваться. То ли сильно проржавел, то ли был какой-то секрет, до которого я не мог додуматься. Так люки остались для меня закрытой тайной, про которую я уже стал постепенно забывать.

В Аннинских укреплениях я снова отпустил Дику и она, разбежавшись, на всем ходу кувырнулась боком, изображая подбитую лошадь, и два раза перевернулась в траве. Я решил разыграть собаку, воспользовавшись пещерами, как всегда это делал, когда мы гуляли в укреплениях. Пока Дика, наслаждаясь полученной долгожданной волей, кувыркалась в траве, я направился к нужной пещере, вход в которую можно было найти, если только случайно натолкнувшись на нее. Вход в пещеру скрывали густые ветви небольшой рябины, ягоды которой в те дни уже налились соком и гроздьями краснели среди длинных листьев, растущих по стеблю парами в двойных рядах. Я тихонько, стараясь не шуршать ветками, пробрался в пещеру. Она была одной из тех пещер, чей проход вел наверх. Мой замысел был прост. Выбравшись «этажом выше», я подходил к краю стены рва и сверху начинал звать Дику. Дика, увидев меня, внезапно появляющегося на таком высоком месте, естественно начинала искать, как бы ей добраться до меня. Она начинала метаться туда-сюда в поисках какой-нибудь горки, по которой можно было бы взобраться ко мне, но не найдя ничего подходящего, она даже вставала на задние лапы и передними скребла по камню, надеясь на то, что я как-нибудь захвачу ее руками и втяну за шкирку к себе наверх. Я тем временем громко прощался с ней и делал вид, что ухожу, скрываясь с ее поля зрения. Что тут начиналось! Дика поднималась такой жалобный визг, так похожий на человеческий надрывный плач, что мое сердце не выдерживало, и я спускался вниз, где она прыгал мне на грудь и норовила радостно облизать меня как можно больше раз в лицо, что мне совсем уж не нравилось.

Конец ознакомительного фрагмента.