И все же…

С каждым днем находиться рядом с шефом становилось настоящей пыткой. Она задерживала на нем взгляд непозволительно долго, подходила ближе, чем требовалось, забирая из его рук бумаги — непременно касалась его теплых пальцев. Одергивала себя, ругала, злилась, но остановиться не могла. Постоянные внутренние всплески только усугубляли ситуацию.

— Зайди, — раздался голос начальника из-за приоткрытой двери, и Оля нервно сглотнула.

Добрых полчаса она подглядывала за ним со своего рабочего места. Вообще, последнее время она специально оставляла дверь приоткрытой, чтобы иметь возможность любоваться Ветровым. Понятно, что дура, но как себе отказать хотя бы в такой малости? Осознание, что босс заметил, как она пялится на него, обдало стыдом.

— Да, Кирилл Андреевич… — Оля прокашлялась, пытаясь успокоиться, но отчетливо ощущала, что краска заливает щеки и уши.

Ближе подходить не стала, остановилась в шаге от спасительного выхода.

Ветров поднялся со своего места и медленной, ленивой походкой подошел к ней вплотную. Секретарша напряглась всем телом, задержала дыхание и не сводила глаз с его лица. Кирилл Андреевич протянул руку к ее щеке, и Оля прикрыла глаза, хватая воздух приоткрытым ртом. А следом раздался звук закрывающейся двери.

“Вот же дура!” — прикусила внутреннюю сторону щеки Оля, мысленно обругав себя на чем свет стоит.

— Что происходит, Оля? — спокойно спросил он. — Твои взгляды, смущение, улыбки… Думаешь, я слепой?

— Простите… — прошептала она. Стыдно. Как же стыдно, кошмар!

— Скажи мне, чего ты хочешь? — он ласково провел ладонью по ее предплечью, опускаясь ниже.

От его рук бросало в жар и лихорадило одновременно. Ладони были все такими же горячими, как тогда, на корпоративе. Невозможно хотелось прижаться к нему. Признаться. Открыться. Попытать счастье…

— Ничего, — как можно спокойнее ответила она.

— Уверена? — он сплел их пальцы. — Что ты скрываешь от меня?

— Ничего! — нервно улыбнулась Оля, попав в плен его внимательного взгляда.

— Ты влюблена в меня? — казалось, ему неведомы правила приличия и такт.

— Нет! — праведно солгала Оля, испугавшись, что он попросту читает ее душу, — Просто… я благодарна… За все…

По сути, не соврала, но и правды не сказала.

— Значит, мне показалось. Извини, — он тут же отпустил ее руку и вернулся за стол. — Постарайся не так явно проявлять свою благодарность. Напрягает.

Оля вышла из его кабинета и плотно прикрыла дверь. Впервые за последнее время. Привалилась спиной к стене и чуть не заплакала от несправедливости жизни. Почему она не встретила его до того злополучного выпускного, то есть встречи выпускников? Почему оказалась в числе тех “счастливиц”, кто забеременел с первого раза? И, конечно, думать в таком ключе совершенно неправильно, только счастья ей хотелось не меньше, чем стать мамой.

… Почти шестнадцать недель беременности остались позади. Состояние Оли было отличным. Показатели в норме, да и сама она чувствовала себя прекрасно. Если бы не округлившиеся формы, то могла бы забыть о своем положении. Единственный проблемный момент — спать хотелось. С утра просыпалась сложно и в обед желание прикимарить было на грани фола.

Кое-как разлепив веки, она посмотрела в окно. Утро выдалось пасмурным. Оля жалобно простонала, отключив трезвонившую гадость, и перевернулась на другой бок: немного полежать. Совсем чуточку. Настроиться на подъем. И как это часто бывает — проспала.

Спустя час подскочила с кровати и забегала по квартире, ругая себя и натягивая на ходу вещи. До остановки бежала как ненормальная. Можно было позвонить и предупредить Ветрова. Извиниться. Только не хотела. Шеф и так для нее много сделал. За последние недели он, как и обещал, нашел ей подработку. Теперь она после работы заходила на почту и отправляла корреспонденцию — заказные письма. Некий посыльный, но без ночного графика.

Завернув за угол, она не рассчитала и врезалась в пожилую грузную женщину. Та покачнулась и упала. У Оли душа в пятки ушла. Лучше бы она сама шлепнулась, а не пожилой человек. В памяти сразу всплыл образ бабушки, и стало в разы хуже. Невидимая холодная рука сдавила сердце, потянув его в область солнечного сплетения.

— Простите, пожалуйста. Я не хотела, — затараторила она, помогая старушке подняться. — Как вы? У вас что-то болит?

Женщина оказалась тяжелая. Сама вставать не торопилась, но за маленькую Олю цеплялась. Смирнова себя ощущала Атлантом, который пытается удержать небо. Кряхтела, сопела, но старалась изо всех сил. Как только жертва поднялась, сразу набросилась на торопыгу:

— Чуть не убила меня, сучка малолетняя! — разоралась пострадавшая, а Олю окатило запахом перегара. — Овца слепошарая!

— Простите, — отшатнулась она.

— Мне от твоего «простите» ни холодно ни жарко. Теперь синяки будут. Мазь надо покупать, а я живу на пенсию.

— Я заплачу, — тут же спохватилась виновница и достала кошелек из сумки. Вытащила тысячу рублей и протянула женщине: — Возьмите…

— Надо бы пожаловаться на тебя куда следует, — смягчилась горлопанка. — Но так и быть, прощу.