– А это сокровище я припрячу на улице, – пояснил хозяин, закрывая канистру с остатками, – чтобы жена не видела.

Когда дело было сделано, Боев с Сорванцовым отправился на завод. Суть командировки была проста: Родион Борисович должен был наладить расстроившееся оборудование. В случае невозможности отремонтировать приборы на месте, – оформить и подготовить их к отправке на головное предприятие.

То, на что ему отпустили три дня, он сделал за пять минут. У одной «стойки» заменил предохранитель, у другой – плату в блоке.

Если бы он был женат и хотел отдохнуть от семьи, то оставшиеся два дня мог бы провести на рыбалке, которую ему предлагало руководство филиала, осчастливленное двумя литровыми бутылками. Но Родион Борисович попросил закрыть ему командировочные документы и даже успел купить билет на завтра, на утренний поезд в Москву.

«Всё! Остаётся скоротать ночь у Николая», – думал Боев, шагая с Сорванцовым к нему на квартиру, – «и сесть на семичасовой поезд».

Мысленно он находился уже дома.

Такое настроение оставалось у Родиона Борисовича до тех пор, пока он не увидел хозяйку. Люба Сорванцова была очень красива и понравилась Боеву.

Николай, её муж, показался Родиону Борисовичу человеком хорошим, но слабохарактерным. К тому же на заводе намечалось большое сокращение, и Сорванцов был в числе тех, кого намеревались уволить, что хозяину квартиры настроения не улучшало. Видимо, поэтому до того, как войти в подъезд, Николай из горлышка выпил бутылку разведённого с водой спирта. Покурив, он ещё одну осушил прямо у входной двери.

В огромной, с длинным просторным коридором, квартире была только одна свободная комната, в которой Сорванцов проживал вместе со своей супругой. Все остальные комнаты, их в квартире было много, были опечатаны.

Николай представил Родиона Борисовича, как прикомандированного сотрудника и сел за стол. Хозяйка подала варёную картошку и квашеную капусту. Пригласила гостя к столу.

– Смотри-ка, даже клюкву в капусту для красоты насыпали, – засмеялся Сорванцов, – всё делают для того, чтобы продать.

– Клюкву добавляют не для красоты, а чтобы капуста не плесневела. Так сказать, природный антибиотик. Кислота убивает всё живое, – пояснила Люба.

– Видишь, Родя, какая жена у меня учёная. А я, помню, в школе абсциссу с абсцессом перепутал, оговорился. Так училка на мне отыгралась. Учёность свою продемонстрировала. А я нарочно хотел её позлить. Из школы, сволочи, меня исключили.

– За абсцесс? – удивился Боев.

– Почти. На самом деле я из рогатки абрикосовой косточкой чуть было директору глаз не выбил. Но через две недели восстановили. Не переживай. А ты, Люба, знай, что жена, на лице у которой ненависть, может лишить мужа аппетита.

– Других мудростей не знаешь? – строго парировала Сорванцова.

– Знаю. Желаниями, переходящими за границы здоровья, приобретаем себе болезни.

После изречения второй мудрости Николай на глазах стал слабеть. Вскоре обмяк до того, что захотел лечь спать, но был не в состоянии сам раздеться.

– И где вы только нашли такого, на свою голову, – помогая Любе раздевать и укладывать Николая, ворчал расстроенный Боев.

– На танцах, – отвечала Сорванцова. – Как сейчас помню. Зазвучала песня «Варвара жарит кур», и он ко мне подошёл, пригласил на танец. Так и познакомились.

– Песня называется: «Варвара жарит кур»?

– Да. Это «Бони М». Там слова такие есть, похожие по звучанию на «Варвара жарит кур», – пояснила хозяйка.

– Понятно.

Сначала сняли с сонного Николая брюки, а затем Боев стал снимать с хозяина дома пиджак, и на пол посыпалась соль.

Люба покраснела и стала за мужа оправдываться.

– Кто-то его научил, что для улучшения выработки в желудке соляной кислоты надо каждые два-три часа рассасывать под языком крупный кристаллик соли. Вот он и насыпал себе полный карман. Посмотрите, соль крупного помола, она не для того, чтобы прохожему в глаза кинуть. Коля не разбойник, он о здоровье своём печётся.

– Это я уже заметил, – съязвил Родион Борисович.

– А сколько вам лет? – поинтересовалась Сорванцова.

– Шестьдесят один.

– Есть жена, дети?

– Нет, и никогда не было. Всё время один.

– Неужели же вам ни одна женщина не понравилась за столь долгую жизнь?

– Была в плановом отделе Ира Гражданкина. Она замечала, что я на неё поглядываю, но у неё уже был парень. На директорской «Волге» работал шофёром и до дома её каждый вечер подвозил. Она у меня как-то спросила: «Ну, хоть какая-нибудь машина у тебя есть?». То есть дала понять, что ценит моё внимание, но пешком ходить уже разучилась. И я должен купить машину или попрощаться с мыслью о том, что когда-то мы будем вместе. На автомобиль, понятно, у меня денег не было, и я убедил себя, что не такая уж она красавица, чтобы из-за неё убиваться. У Ирины один из передних зубов был такого цвета, как ряженка. Все белые, а этот тёмный. Я за этот её изъян зацепился и взрастил в своей душе отвращение к ней. А потом и вовсе перешёл на другое место работы и о ней забыл.