В результате провозились, потеряли массу времени, и пришлось атаковать второпях, причем на дальнем берегу без поддержки танка. Справились, но ценой больших потерь. Вдобавок и второй танк потеряли – нашелся храбрый немец, забросивший гранату на моторный отсек. Полыхнуло так, что небу стало жарко, экипаж сгорел… В общем, мост-то раскурочить смогли, благо речка здесь была совсем узенькая и сам он выглядел фикцией, но по соотношению потерь этот бой можно было смело записывать в поражение.

Весь остаток дня и половина ночи были потрачены на разгрузку эшелона. Как оказалось, вывести танк с платформы – занятие для новичка тяжелейшее. Сергей вывел один, после чего всех послал куда подальше и отправился разгружать снаряды. Физически тяжелее, но зато и сердце как у зайца не стучит. А то хуже даже, чем с мостом, чуть в сторону – и все, переворачивайся кверху брюхом. Один танк, кстати, едва не перевернулся, завис, опасно раскачиваясь, и вернуть его на сходни оказалось задачей совсем не простой. А ведь за рычагами сидел вроде бы опытный танкист… В общем, тот еще геморрой.

Но работать приходилось, и – быстро. Никому не требовалось объяснять, что они разворошили осиное гнездо. Да, разрушенные мосты, конечно, дают небольшую фору во времени, но потом фрицы опомнятся, сюда пригонят целую толпу солдат да еще и авиацию вызовут. Они не дураки, недобитков, которые набрались наглости бурогозить вместо того, чтобы тихонько сидеть в кустах, будут гасить со всем тщанием. И единственный шанс хоть как-то решить проблему – быстро завершить дела и смыться.

Мартынов командовал, ругался, подгонял… Он предпочел бы уйти незамедлительно, однако люди слишком вымотались, и ночной марш-бросок мог обернуться проблемами. Поэтому три часа на отдых, и с первыми лучами солнца вперед, благо грунтовок здесь хватало, а немцы не вездесущи. Однако, когда Сергей уже развалился прямо на броне своего танка, над все еще источающим тепло моторным отсеком, командир подошел, дернул его за ногу и махнул рукой: пошли, мол.

– Что за секретность? – хмуро поинтересовался Сергей, когда они отошли метров на пятьдесят. В сероватом мареве летней ночи стальными призраками замерли танки, от которых доносился богатырский храп. Народ отдыхал, и Хромов тоже мог бы уже спать. Вместо этого он стоял босиком на все еще теплой после дневного солнца земле и ожидал, когда же Мартынов соизволит его отпустить.

– Да какая там секретность, – махнул рукой отец-командир. – Просто хочу тебе кое-что отдать, пока остальные не видят. А то завидовать начнут. Ты, я смотрю, один пистолет уже профукал…

– Отдал тому, кому нужнее.

– Твое дело. Ну а я тебе взамен другой дам. Считай, наградной.

– И за что такая честь?

– Оставь сарказм, Хромов. Просто ты единственный, кто сегодня отработал чисто. Но вручать прилюдно – значит, обидеть Игоря. Он, конечно, виду не подаст, не кисейная барышня, да и сам понимает, что наделал ошибок, но к чему лишняя напряженность в коллективе? А так будет принято как данность, главное, не размахивай направо и налево. И потом, ты все таскаешься с СВТ. Понравилось оружие?

– Да.

– Ну и пользуйся на здоровье. Но из танка с винтовкой выпрыгивать не слишком удобно. А я бы не хотел, чтоб ты, в случае чего, остался с одним вальтером. Пистолет-то хороший, но в реальном бою все равно пукалка. Так что на, держи, я его сегодня у одного… гм… В общем, в разбитом эшелоне нашел.

Подарок был царский. Маузер, оружие комиссаров и бандитов. Огромная дура с длинным стволом, да еще и под парабеллумовский девятимиллиметровый патрон. Навскидку ствол почти в полтора раза длиннее, чем у «оскопленных» маузеров Боло, которые закупал СССР. Деревянная кобура-приклад и четыре магазина, два на десять, и два удлиненных, на двадцать патронов. А теперь покажите мужчину, способного устоять перед такой игрушкой.

– Лучшая, наверное, модификация. Может даже очередями стрелять, – усмехнулся Мартынов. – Да еще и сделанная явно под заказ, не фабричная штамповка.

– Красота, – согласился Хромов. – А теперь скажи, чего ты действительно хочешь. Вряд ли ты меня дернул ради этого, мог и другое время найти. Тем более, я им пользоваться все равно не умею, так что придется показывать отдельно. Итак, чего ты хочешь такого, что приходится меня покупать?

– Фи, как вульгарно, – усмехнулся Мартынов. – Покупать, скажешь тоже… Но кое в чем ты прав. Я, видишь ли, весьма заинтересован в том, чтобы ты остался жив. Ты и Игнатьев.

– Циничненько… А остальные?

– Желательно. Но не обязательно. И – да, цинично. Это война, мальчик.

– Та-ак… А теперь подробнее.

– А чего подробнее? Давай откровенно. Я – офицер. Пускай отставной. Как ты хочешь, но в этом времени я лучший. Не из-за своей гениальности, а потому, что меня учили с учетом опыта и этой, и совсем других войн. А потом еще и дали кое в чем поучаствовать. И сейчас я могу многое… Но мне нужны люди, на которых я могу положиться. На вас с Игорем могу.

– И чем тебе остальные не угодили? К немцам вроде не бегут…

– Но и толку от них особого нет. Альберт неплохо стреляет. Даже хорошо стреляет, но здесь таких на копейку дюжина. Да, не предаст немцам – он же еврей – однако не факт, что не решит сыграть в собственную игру. Самомнения у него выше крыши – как же, все детство был сыном богатого папочки, а это накладывает отпечаток. Только вот, в отличие от бати, школу жизни он не прошел. А ведь и его отцу это в конце концов не помогло. Сколько веревочке не виться, а конец найдется. Так что щенок наворотит дел, только попробуй, недосмотри. Ковальчук… Он классический хохол с деревенским менталитетом. Скажешь делать – будет делать, отвернешься – бросит лопату и ляжет спать. Причем ему плевать, на какого надсмотрщика вкалывать. Востриков полезнее их обоих, но у него ломка взглядов затянулась, да и физические кондиции так себе. А вы двое – надежные, неглупые, с задатками лидеров и умением брать на себя ответственность. Это многое значит. Так что, как ни цинично это звучит, в качестве боевых, да и просто человеческих единиц вы для меня намного ценнее.