Далее Ленин предлагает «...внести раскол в духовенство, ... взяв под защиту государства тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия»[11].

Как видим, Ленин озабочен не спасением голодающих, а спекуляцией на их страданиях, чтобы обобрать и так уже нищую церковь, и опять же не с целью накормить голодных, а для использования этих «миллионов» во внешней политике. Общая стоимость отобранных ценностей составила 4650810 золотых рублей, из них Троцкий потратил 1 миллион рублей на закупку хлеба для голодающих, предварив этот акт колоссальной рекламно-пропагандистской кампанией (которая тоже стоила денег!). Из оставшихся сумм почти 1,6

328

миллиона было потрачено комиссией на свои расходы и содержание лишь за один апрель месяц. Если учесть, что комиссия существовала еще и в 1923 году, то становится ясно, тех средств, которые были отняты у церкви, не хватило даже на содержание комиссии[12]. Что касается церковного раскола, предложенного Лениным, то его исполнителем был Троцкий. В конце марта доклад Троцкого по этому вопросу был готов. Он рекомендовал использовать левые элементы в церкви, так называемых «обновленцев» и убедить их порвать с патриаршей церковью, создать альтернативную Обновленческую церковь. Предлогом антипатриаршего восстания стало обвинение патриарха и его сторонников в «шкурничестве», нежелании поделиться мнимыми богатствами Церкви с вымирающим народом. По сценарию Троцкого 6 мая 1922 года патриарх был арестован. В ходе изъятия церковных ценностей произошло более 1400 кровавых инцидентов, в которых, а также в результате смертных приговоров по суду, погибло более 8 тысяч человек. Все это теперь ставилось в вину патриарху. 12 мая группа обновленческого духовенства явилась к заключенному патриарху и уговорила его передать ей временное управление церковью, поскольку ясно, что при таких обвинениях патриарх на свободу не выйдет, и нельзя Церковь оставлять без управления. Не подозревая в этом акте замысла раскола, патриарх согласился передать этой группе печать при условии, что власть свою они передадут митрополиту Ярославскому Агафангелу, как только он приедет в Москву. Однако ГПУ Агафангела арестовало и сослало, расстреляло популярнейшего в народе митрополита Петербургского Вениамина, который сумел выработать с местными властями компромиссное мирное решение вопроса об изъятии ценностей, что не входило в планы Ленина, а потому Москвой одобрено не было. А патриарха Тихона — правда, после написания им покаянного письма — неожиданно выпустили из заключения в июне 1923 года, благодаря ультимативно-жесткому требованию британского правительства. Это произошло

329

под занавес только что закрывшегося первого «поместного собора» обновленцев[13]. Освобождение патриарха явилось шоком для обновленцев. Тысячи священников и десятки архиереев из тех, что примкнули к обновленцам, не видя иного будущего для Церкви, возвращаются в патриаршую церковь через публичное покаяние. Если в 1922 году две трети всех православных церквей было у обновленцев, а в Москве на 400 с лишним обновленческих церквей, у патриаршей церкви оставалось лишь 4 храма, то к концу 1920-х годов на 30 тысяч патриарших храмов у обновленцев оставалось всего 6 тысяч. К тому же, если патриаршие храмы, как правило, были переполнены по праздникам, обновленческие стояли полупустыми. Когда ОПТУ, опекавшее обновленцев по поручению Политбюро, убедилось в безвозвратном распаде обновленческого движения, оно начало давить на патриарха, заставляя его принять обновленцев под свой омофор, так как советской власти церковь без народа была не нужна, а обновленцы в составе Патриаршей церкви мутили бы в ней воду, ослабляли бы ее изнутри. Из этой затеи ОПТУ ничего не вышло: патриарший епископат, священники и миряне выступили решительно против такого объединения.

Таким образом, планы Троцкого — он рассчитывал созвать собор, на котором бы все фракции рассорились и церкви рассыпались — и ОПТУ провалились. Месть власти заключалась в том, что ставший во главе церкви в 1925 году после смерти патриарха Тихона митрополит Петр (Полянский) с титулом Местоблюстителя патриаршего престола, менее чем через полгода был арестован по ложному обвинению и пробыл в жутких тюремных условиях Крайнего Севера до своего расстрела в 1937 году. Между тем власти разыгрывали некую архиерейскую чехарду с заместителями Петра, сажая то одного, то другого, то третьего[14]. В основном ссылались наиболее

330

популярные священники и епископы, особенно популярные и влиятельные проповедники. Интересно, что после окончания дел по изъятию церковных ценностей и до конца НЭПа епископы и священники ссылались не по суду, а административно на три года, после чего срок продлевался еще на три года и так далее. Это показывает, что в условиях НЭПа, когда еще соблюдалось хоть какое-то подобие судопроизводства, состряпать дела против духовенства было невозможно или нежелательно из опасения реакции верующих. Судить снова станут Шемякиным судом в 1930-е годы с такими обвинениями, как шпионаж в пользу Японии, саботаж индустриализации и пр.

Что касается легализации Патриаршей церкви, регистрации ее Синода и председателя Синода митрополита Сергия (Страгородского), заместителя Местоблюстителя, то этого ему удалось добиться в 1927 году после четырех тюремных отсидок и написания его пресловутой «Декларации лояльности», в которой он начисто отрицает факт гонений на церковь, заверяет власть в своем и своей паствы патриотизме и верности советской власти. Правда, советское правительство легализовало только Синод и его главу. На местах приходы регистрировались местными советами, но между этими двумя уровнями ничего не было: епископы и епархии не регистрировались и советской властью не признавались. Свое «низкопоклонство» Сергий оправдывал перед вопрошавшими его священнослужителями и архиереями тем, что это даст ему возможность открыть богословские школы, вернуть духовенство из «мест не столь отдаленных», возобновить церковную печать. Не мог он предположить, что через два года наступит конец НЭПа, а с этим начнется новая волна гонений, уже рассчитанных на полное уничтожение всех религий страны. Шквал гонений с 1929 года уже не делал разницы между православием, сектантами, иудеями и пр.

331

Аннотированная библиография

Balabanoff, Angelica Му Life as a Rebel. Indiana University Press, 1973. Автобиография и мемуары одной из самых романтических русских революционерок. Современница Ленина, Балабанова была к нему неравнодушна (не пользуясь его взаимностью). Дочь богатых помещиков, в ранней молодости восстала против этого быта, уехала в Западную Европу, где училась в университетах Бельгии и активно участвовала в марксистском социалистическом движении почти всех стран Европы, но в основном Италии, где тесно сотрудничала с Муссолини, обучая его марксизму. В то время он преклонялся перед Лениным и клялся в верности социализму до гроба. О нем она говорит, что если бы не было Муссолини, Зиновьев был бы самой отвратительной личностью в ее жизни. Вернулась в Россию в одном вагоне с Лениным, но, убедившись в бесчеловечности, эгоизме и цинизме Ленина и Кo, в 1921 году вернулась в Западную Европу и была заочно исключена из большевистской партии. Интересны ее замечания относительно Ленина, его интеллектуального примитивизма и нетерпимости, а также о трусости и лживости Муссолини.

В. Валентинов (Вольский) «Встречи с Лениным». Нью-Йорк, изд-во им. Чехова, 1953. Известный дореволюционный деятель РСДРП и друг Ленина до 1906 года. После того, как Валентинов — философ по образованию — посоветовал Ленину не касаться философских тем, поскольку он в философии совершенно не смыслит и, касаясь этой области науки, выставляет себя в смешном виде, Ленин не только порвал с ним отношения, но повел кампанию дискредитации, утверждая, что Вольский — агент царской «охранки». Книга уникально тем, что она дает живой образ Ленина как человека, в том числе в кругу близких ему людей.