— Между Советским Союзом и Германией заключен такой пакт, это верно.

Вальтер оторопело уставился на врача. Тот сказал лишь:

— Вам, товарищи, нужно пройти вон туда. Вы едете в Москву.

Вальтер прошел через вестибюль и присоединился к группе товарищей, стоявших со своими чемоданами в ожидании машин, которые должны были доставить их на вокзал.

II

Вечером они выехали в Москву на «Красной стреле». Их поместили в специальном вагоне, чудесном, с обшитыми красным деревом стенами, с мягкими диванами. У всех были спальные места. Между каждыми двумя купе имелись умывальные. Среди трех сопровождающих была женщина-врач. Все трое хорошо говорили по-немецки.

Борис Иванович, так звали одного из сопровождающих, человек лет тридцати пяти, с умным открытым лицом, трогательно заботился о товарищах, находившихся на его попечении. Он приносил им бутерброды, фрукты, спрашивал у каждого, не хочет ли он пить, помогал опускать диваны, оправлять постель. Когда улеглись, Вальтер отвел Бориса Ивановича в сторону и попросил растолковать ему смысл и содержание договора между Германией и Советским Союзом.

Борис Иванович уселся с Вальтером и Робертом Хессингом в купе и спросил с улыбкой:

— Для вас это, конечно, большая неожиданность?

— Большая! — ответил Вальтер. — Что и говорить.

— Наше правительство хочет мира.

— А Гитлер войны! — вставил Роберт.

— Вот именно, — продолжал Борис Иванович. — Но мы и близко не хотим подпускать к себе войну. Западные державы всеми силами стараются развязать войну между нами и Германией, явно рассчитывая, что, когда обе стороны будут истощены, они вмешаются и закончат войну на выгодных для себя условиях. Вот видите, товарищи, эти-то планы империалистов Америки, Англии и Франции наше правительство и сорвало.

— Но Гитлер, несмотря ни на что, готовит войну, — заметил Вальтер.

— Возможно! — сказал Борис Иванович присущим ему учтивым и рассудительным тоном. — Даже весьма вероятно. Но если Гитлер начнет войну, то мы, Советский Союз, в ней участвовать не будем. Наше правительство, наша страна действительно хочет мира. Хочет отдалить войну насколько возможно. Нам война не нужна, и, как метод политического воздействия, мы отвергаем ее.

— И все-таки этот пакт — большая неожиданность, — сказал Вальтер. Он думал: «Боже мой, как его воспримут товарищи, томящиеся в концлагерях и тюрьмах гитлеровской Германии?»

Некоторое время все молчали. Польский товарищ с повязкой на голове, лежавший на верхней полке, оперся на руку и глядел вниз на собеседников. Вальтер сидел за маленьким откидным столиком напротив Бориса Ивановича и задумчиво смотрел куда-то вдаль.

III

Москва…

Вальтер подъезжал к Москве с двойственным чувством. Кат и Виктор здесь… Они не ждут его. Кат писала, что работает секретарем в редакции газеты, выходящей на немецком языке. А мальчик, он уж большой. Вальтер сосчитал: ему исполнилось пятнадцать. Пятнадцать лет! Целых шесть лет они с Кат не виделись. Он с некоторой тревогой думал об их встрече. Пути его и Кат давно разошлись… Она, по-видимому, хорошо работала в гамбургском подполье, иначе ее не послали бы в Советский Союз; партия очень ценила ее. Да… Но Виктор — ведь это сын его, и он постарается создать сыну все условия для правильного развития; они возможны только здесь, в Советском Союзе. Сам он в юности только страстно мечтал о таких возможностях. Быть может, из Виктора выйдет когда-нибудь хороший врач или инженер. А почему бы ему не стать политическим и государственным деятелем? Плохо разве? Эта мысль больше всего привлекала Вальтера.

Но Айна в Стокгольме…

Он достал ее последнее письмо, полученное еще в Париже. Она писала, что работает в антифашистском эмигрантском комитете — ведает делами немецких товарищей. Не сможет ли он приехать в Стокгольм, спрашивала Айна. И еще она спрашивала, так ли он тоскует по ней, как она по нему?..

Айна не знает, что Вальтер в Советском Союзе. Он ей завтра же напишет. О, если бы она могла поскорее приехать в Москву! Он обратится к партии с просьбой помочь ему в этом. Товарищи поймут его.

Жизнь стала трудной и сложной. Борцы за счастье человечества сами редко получали возможность насладиться крупицей счастья.

Врачи кремлевской больницы отнюдь не были довольны состоянием здоровья Вальтера. Изучив рентгеновские снимки, они озабоченно, шепотом, посовещались и объявили ему, что необходима операция, и как можно скорее.

Именно этого Вальтер и опасался. При каждом вздохе он чувствовал боль в левом боку. Возможно, осколки кости действительно сидят в левом легком. Но Вальтер ни о чем не спросил врачей, лишь кивнул им. В Тулузе или Париже он не позволил бы оперировать себя, а здесь, Вальтер твердо это знал, врачи — его друзья, они готовы все сделать, чтобы поставить его на ноги.

Его тотчас же положили в палату.

За день до операции Вальтера навестили Кат и Виктор; они пришли в неприемные часы. Главный врач сам привел их к постели больного. Вальтер хотел приподняться, но врач запретил ему. Трудно было найти нужные слова. Ну, что, в самом деле, могут сказать друг другу люди, которые когда-то были близки и встретились после долгих лет разлуки. Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя неплохой. До чего же вырос наш сын! Настоящий мужчина! Как вы оба живете? Ты, верно, рада была, когда узнала, что мне удалось бежать из концлагеря? Разумеется, о встрече нельзя было и думать тогда. Ах, ты, оказывается, знала, что я жил у Штюрка!.. Так умер, значит… На редкость хороший был человек, душа-человек. Я ему многим, очень многим обязан!.. Знаешь что-нибудь о матери? Даже посылаешь ей посылки? Это хорошо… Ей, верно, нелегко живется…