СТРИБОЖЬИ ВНУКИ Се ветри, Стрибожьи внуци, веют с моря... На силы Дажьбожья внука, храбрых русичей... "Слово о полку Игореве".

Стрибожьи чада! это вы Несетесь с шумом над степями, Почти касаяся крылами Под ними гнущейся травы? Чего вам надо? Эти степи Уже не те, что в дни когда Здесь за ордою шла орда, Неся на Русь пожар и цепи! Ушёл далёко Черный Див Перед Дажьбожьими сынами, Им, чадам света, уступив Свое господство над степями! И Солнца русые сыны Пришли - и степь глядит уж садом... Там зреют жатвы; убраны Там хoлмы синим виноградом; За весью весь стоит; косцов Несется песня удалая, И льётся звон колоколов В степи от края и до края... И слух пропал о временах, Когда, столь грозное бывало, Здесь царство темное стояло; И путник мчится в сих местах, Стада овец порой пугая, Нигде засад не ожидая; Спокойно тянутся волы; И падших ратей ищут тщетно В степи, на клёкт их безответной, С высот лазуревых орлы...

Это патриотическая лирика. Вы чувствуете, что Майков здесь радуется торжеству Дажьбожьих внуков (т.е. русских) и спокойствию родной страны? Настроение этого стихотворения, хотя оно и опирается на реалии "Слова...", прямо противоположно настроению последнего: там - тревожность и тьма; здесь - спокойствие, свет и радость.

Не только рyсская литература XIX века испытала на себе влияние "Слова..."; в 1803 году Йозеф Рихтер переводит его на немецкий язык, который тогда был в Европе фактически международным языком науки, а в следующем, 1804 году, Циприан Годебский переводит "Слово..." с немецкого на польский. Правда, Годебский не верит в подлинную древность "Слова...", считая его фальсификатом (подделкой) Мусина-Пушкина. Дело в том, что тогда же чехи Вацлав Ганка, Алоис Ирасек и другие публиковали якобы старинные чешские рукописи, сочинённые на самом деле ими самими, пытаясь таким образом доказать самобытность и древность чешской нации и культуры. Они ложно полагали, что свидетельствовать о самостоятельности и величии культуры и языка могут только такие грандиозные эпические сказания, как "Песнь о Роланде или, например, "Сказание о Нибелунгах". Но уже первый ученый-славист, поляк Йозеф Добровский, получивший в 1809 году из России печатное издание "Слова...", включавшее в себя древнерусский текст и вольный перевод на совр. русский, сделанный издателем Шишковым, подтвердил подлинность "Слова...", объявив при этом "Краледворскую" и "Зеленогорскую" рукописи Ганки подделками, чем навлёк на себя недовольство многих чешских патриотов, включая своего ученика Йозефа Юнгмана. Получив русское издание "Слова...", Добровский предпринял беспрецедентную акцию: он собрал своих учеников и поручил им сделать сразу три перевода: перевод на немецкий язык был поручен Йозефу Мюллеру, на чешский - Йозефу Юнгману, а на словацкий С. Рожнаю. Немецкий перевод Мюллера был опубликован уже в 1811 году, а вот два славянских перевода постигла иная судьба: словацкий перевод Рожная был утерян, а перевод Юнгмана очень долго пролежал в рукописи и был опубликован лишь в 32-м году нашего (хх) столетия. Однако - важно начало - уже упомянутый Вацлав Ганка, использовал "Слово..." при создании своих фальсификатов и позже перевёл его на чешский язык. Этот перевод вышел в Праге в 1821 г. Интересно, что Ганка, переводя "Слово...", старался максимально щадить древний текст, изменяя лишь некоторые наиболее непонятные слова. Т.о. "Слово о полку Игореве" вошло в чешский язык практически без изменений, обогатив его своими словами и выражениями. Вот короткий отрывок ганковского перевода - чтобы вы поняли, о чём идёт речь.

ОРИГИНАЛ

Се вeтри, Стрибожи внуци вeють с моря стрeлами на храбрыя плъкы Игоревы! Земля тутнетъ, рeкы мутно текутъ, пороси поля прикрываютъ, стязи глаголютъ: половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всeхъ странъ.

ПЕРЕВОД ГАНКИ

Hle vetri Strybozi vnuci veji; s more strelami na chrabre pluky Igorovy! Zeme drnci reky rmutne tekou prasi pole pokryvaji, praporci hlaholi, Polovci jdou od Dona, i od more i ode vsech stran.

Как видите, различия невелики.

Вацлав Ганка адресовал свой перевод не только чехам, но и всем славянам вообще. Он даже сочинил собственный алфавит, сочетающий некоторые особенности латиницы, кириллицы и греческой азбуки и способный передать все возможные славянские звуки. Переводчику казалось, что это облегчит понимание его перевода и русскими и болгарами, пишущими кириллицей, и чехами, словаками и поляками, использующими латиницу, и сербами, хорватами и македонцами, у которых на тот момент ещё не было устоявшихся азбук. На деле же ганковский "особенный" алфавит лишь затруднял чтение. Однако, несмотря на это, качество ганковского перевода было высоким. Об этом говорит и то, что к его переводу обращался Август Белевский, переводя "Слово..." на польский, и то, что ганковским переводом пользовался Александр Сергеевич Пушкин, работая над статьёй "Песнь о полку Игореве".

Влияние "Слова..." на славянские литературы трудно переоценить. Чех Юлиус Зейер написал в 1882 году "Песнь о мести за Игоря" (это о том, как Ольга мстила древлянам за смерть мужа; вы должны знать эту легенду из курса истории), подражая поэтике "Слова...". Влияние "Слова..." заметно в поэмах словена Франца Левца "Тугомер", словака Людевита Штура "Святобой", болгарина Райко Жинзифова "Гусляр в соборе", многих польских поэтов: Тофиля Ленартовича, Константа Острогорского, Стефана Жеромского, друга Александра Пушкина Адама Мицкевича (можете почитать его поэму "Конрад Валленрод": она небольшая, интересная и легко читается). На поэтику "Слова..." опирался частично и чех Алоис Ирасек при составлении своих "Старинных чешских сказаний". Вот какими словами они начинаются:

"Давайте послушаем сказания давних времён. Послушаем о нашем праотце, о предках наших, о том, как пришли они на эту землю и расселились по Лабе, Влтаве и иным рекам нашей родины.

Послушаем дошедшие до нас из тьмы веков чудесные предания наших отцов, поклонявшихся богам в тени старых рощ и приносивших жертвы родникам, журчащим в долинах тихих, озёрам, рекам и священному огню. Вспомним седую старину..."

Сербско-черногорский патриот Петар Негош, прославивший в 1847 году в своей поэме "Горный венец" подвиги юнаков, борцов за освобождение земель южных славян из-под власти завоевателей-турок, и осудивший сербских и черногорских князей за междоусобицы и неслаженность действий, тоже внимательно читал "Слово о полку Игореве", считая его поэтику образцом славянской героической поэмы. Вот какими словами вещает один из героев Негоша:

...Сук побегу юному не нужен, для чего луна кресту страданья, солнцу для чего бельмо в зенице? Вера наша - сирая кукушка! Племя страшное, когда проснёшься? Каждый без других, один, бессилен только больше оттого мучений. Вражья сила всюду окружила, и нигде нет брата в целом мире, кто б помог хотя бы сожаленьем. Помраченье разум мой затмило, полумесяц заслонил мне солнце. Ох, что думаю, куда заплыл я? Молодое жито всколосилось, раньше срока наступила жатва. Вижу много жертв прекрасных, юных пред престолом церкви и народа, и ломает причитанье горы...

Как известно, древнерусский язык был основой для возникновения трёх восточнославянских языков: русского, украинского и белорусского. "Слово о полку Игореве" т.о. является общим памятником трёх современных народов, поэтому переводилось оно и на украинский и белорусский языки. В 1857-1859 годах на украинский язык "Слово..." перевёл Михаил Максимович. Чтобы вы ощутили особенности звучности украинского перевода, приведу самое его начало:

Чи не добре б було, браття,

Нам про Iгоря вiйну Заспiвать жалiбну пiсню,

Як спiвали в старину! А початися тiй пiснi

По сьоголiтнiм дiлам; Не по умислам високим,

Як Боян тiй починав. Боян вiщий, було схоче

Кому пiсню заспiвать, Зараз думкою по древу

Починаe вiн лiтать; Бiжить вовком - сiромацем

По горах i по долах; Орлом сизим пролiтаe

В пiднебесних облаках...

Обращался к древнему памятнику и классик украинской литературы, оновоположник украинского литературного языка Тарас Шевченко. Он сделал два перевода плача Ярославны и перевёл отрывок, описывающий бой на Каяле: