– Там правда стоит золотой унитаз или какая-то другая скульптура? – спросил Михаил.

– Это вечеринка в стиле постмодерн, – оправдывался Алексей. – Берём пример с Москвы.

Погасили свет. Освещенным оставался только унитаз. Гости затихли в ожидании. В освещенном пространстве появился человек. Казалось, будто бы он возник из тьмы. Это был мужчина средних лет одетый в черный костюм и черную шелковую рубашку. Он носил дорогие черные очки и обладал внешностью бульдога, но оставлял приятное мистическое впечатление.

– Товарищи! Сегодня великий день для всех нас, – голос мужчины был грубоватым и усыпляющим. – Мы собрались здесь, чтобы поприветствовать рождение новой русской национальной идеи. Как вы думаете, – мужчина указал на унитаз. – Что это?

– Это сортир! – прокричал подвыпивший женский голос.

– Не-ет, – мужчина ехидно ухмыльнулся. – Это наша с вами национальная идея.

Раздался гул негодования, кое-где переходящий в матерщину.

– Тихо, товарищи, тихо. Сейчас я всё объясню. Это не простой золотой унитаз, – голос мужчины стал более монотонным. – Скажем так, когда коммунист смотрит в унитаз, он видит там статую Ленина, бюст Сталина и томик Маркса. Когда в унитаз смотрит либерал, он видит там демократию, разделение властей, права человека. А когда это дело проделывает русский националист, он видит там Россию с развевающимися светлыми волосами на фоне березок.

– Именно это и будет нашей национальной идеей, – продолжал мужчина. – Пустота, где каждый найдет для себя то, что он хочет увидеть. Но для нас с вами золотой унитаз останется золотым унитазом.

– Золотые слова, – подумал Власов.

Свет полностью погас. Когда освещение восстановили, мужчина пропал.

– Ушел в пустоту, – думал Власов

Вместо мужчины унитаз окружили люди в рабочей одежде с циркулярными пилами и сварочными аппаратами. Они разрезали золотой постамент на равные одинаковые кусочки. К рабочим подходили официантки модельных параметров с большими подносами. Мужчины клали золотые кусочки на поднос, а девушки разносила их гостям. Когда Михаил получил свой кусочек, он уже был совсем пьяным.

– Настоящее золото, – Михаил повертел кусок в руке.

– Не просто какое-то там золото, – начал Макаров. – Это кусок России. Подтверждение дружбы России с тобой. Что лично для тебя вещь немаловажная. Как гласит старая истина: друзьям – всё.

– А врагам – закон, – пробурчал Юрий.

Королева хрущевки.

Тем временем официантки наполняли столы различными дорогими яствами. Место попиленного унитаза заняла группа хорошо сложенных миловидных девушек в пышных платьях в стиле раннего барокко. На головах у них красовались накрахмаленные парики. Девушки танцевали медленный и грациозный танец, который напомнил Михаилу о выступлении российской сборной по синхронному плаванью. Звучала приятная классическая музыка. Михаил ел стейк из говядины, макая его в соус и запивая красным вином. Девушки завершили свой танец и отправились развлекать гостей. Алексей выбрал себе рыбное меню. Происходящее особо не интересовало его, иногда он осматривался и делал какие-то пометки в блокноте. Юрий активно общался с двумя девушками, шутил и предлагал показать им свои боевые награды. Зайцев довольно двусмысленно приглашал одну барышню оценить задние сиденья его авто. Макаров же медленно жевал блин с непонятной начинкой и смотрел на Власова сверлящим взглядом гэбиста.

– Что-то вы не сильно любите веселиться, – начал Макаров.

– Меня всё устраивает, а что? – спросил Михаил.

– В первый раз вижу такое пассивное отношение к хорошим девушкам. У них идеальные параметры, вы заметили? Так хорошо подобрать реквизит мог только человек из органов.

– В своей жизни я разочаровывался во многих вещах. Любовь это единственное пространство, где мои идеалы не подверглись разрушению, – задумчиво произнёс Власов.

– Помню, как развалились мои идеалы, – голос Макарова стал монотонным и четким. – В девяносто первом году. Вот как вы думаете, почему развалился СССР?

– Ущербная экономика, гнилая политическая система, заговор саудовских шейхов? – ответил Власов.

– Когда Юрий Андропов пришел к власти, – начал Макаров. – В надгосударственном комитете по контролю над соблюдением договоров СНВ, куда входили офицеры спецслужб СССР и США, назревал план перестройки. Там простой советский офицер и патриот понял, что за всё его героическое самурайское служение он получал потребительскую корзину американского негра, – Макаров цинично улыбнулся.

Власов обратил внимание на Алексея. Он разговаривал о происходящем с кем-то по мобильному телефону. После чего ему позвонила жена, перед которой он долго извинялся за то, что в очередной раз задерживается.

– Мы были поставлены перед выбором,– продолжил Макаров. – Либо сохранить империю, либо получить потребительскую корзину. Мы выбрали корзину. Мы выбрали потребление. Дух перестройки зародился гораздо раньше, чем Горбачев с Яковлевым её оформили. Я не злюсь на них как многие мои товарищи по службе. Если бы на месте Горбачева был Романов, Гришин или ещё кто-то, то он бы всё равно вынужден был начать перестройку.

– Да. Не ожидал я такого услышать от гэбухи, – удивлённо думал Власов.

– Теперь мы оправились от эйфории легких денег. Руководство поняло, что помимо потребления нам нужно думать ещё и о государственном строительстве. Даже если государство придется строить на болоте, – закончил Макаров.

– Если бы Андропов не скопытился так рано, – бурчал Юрий. – Сейчас бы в другой стране жили. Не было этого демократического бардака. Порядок был бы.

– В общем, это всё очень интересно. Что-то мне захотелось хлебнуть чего-нибудь более демократичного, чем водка, – сказал Власов.

Разговоры об СССР напомнили Власову, о его кошмарном сне. Нужно было снять нарастающую волну липкого страха. Михаил заказал себе в баре Белый Русский. Власов обдумывал сказанное Макаровым, попивая коктейль.