Когда я впервые его увидела, я не могла подумать, что найду в нём всё, чего мне так в тебе не хватало. Наши с ним близкие отношения начались, после того как тебя посадили в тюрьму. Коля беспокоился о тебе. Сначала я не придавала ему никакого значения, но ощущала, что он испытывает ко мне влечение. Он начал ухаживать за мной и делал это так как ты никогда бы не смог. Впервые страсть в наших отношениях появилась в тот самый день, когда тебя освободили из тюрьмы. Если бы ты появился в квартире на десять минут раньше, то смог бы застать нас =). Я понимала, что не могу тебя бросить вот так после всего, что ты для меня сделал. Я решила быть с вами обоими. Он был мужчиной, Миша. Понимаешь? Я выбрала его, потому что, … потому что ты мне надоел. Я не могу быть только твоей, Миша. Я пыталась получить всё то, чего я не находила в тебе у других мужчин, но всё равно оказывалась рядом с Колей. Недавно он предложил мне стать его гражданской женой. Я согласилась. Прости меня и постарайся понять.

Надеюсь, ты сможешь пережить всё это.”

– Нет. Она не могла так поступить. Он её надоумил. Этого не может быть. Нет, нет, блядь! Нет, – мучительно думал Власов.

Михаил был в бешенстве. Дальнейшие события больше напоминали один большой алкогольный отходняк. Михаил выпил бутылку коньяка, собрал свои вещи, купил билет на самолет. Его два раза вырвало: один раз в аэропорту, второй раз в самолёте. Дома Михаил осознал себя в сером и пустом пространстве, где продолжил запой. Через пару дней суть ситуации доходила до сознания Власова. В приступе ужасной головной боли он зашел к Владиславу. Михаилу нужно было выговориться, очень сильно нужно было. Владислав принял его довольно вяло.

– Хреново выглядишь, – начал он.

– Ты выглядишь не лучше.

– У меня сорвалась выставка “Трагедия Русской Души”.

– Что случилось? – поинтересовался Власов.

– Ликующая гопота ворвалась в зал, расхреначила картины, меня закидали дерьмом. Это просто немыслимый пиздец, – Владислав злился. – Я уважаемый член арт сообщества. Часто езжу в Европу с выставками и в Америке тоже бывал. Вот ты же там работаешь, да? Вы там не понимаете, как на подобную херню отреагируют журналисты там? Я уже не говорю об обычном уважении к человеку, к художнику и к творчеству.

– Я не занимаюсь молодежными движениями. Подумай вот о чем. Что бы случилось, если вся эта агрессивная ура-патриотическая молодежь окажется без присмотра государства? Всплеск националистических и леворадикальных движений. Тебе это надо?

– А если проконтролировать, чтобы такой херни не было?

– Для тебя это херня, но для многих из тех, кто должен контролировать это не херня, а наглядная демонстрация особого пути развития России. К тому же советский человек во власти, как и в России, ещё не вымер до конца, а ты же знаешь, какое отношение к современному искусству было у Хрущёва.

– Да, Мишка, рассуждаешь ты как настоящий вертикальщик. Даже тошно стало. Ты, кстати, чего зашел?

Власов детально пересказал Владиславу всю ситуацию.

– Я же тебе говорил, что тебе надо было бросать эту блядину? – вспомнил Владислав.

– Да, говорил.

– Ну и что? Сам виноват.

– Я не знаю, что мне теперь делать? Я в дерьме. Он отобрал у меня всё.

– Ох, – Владислав сделал глубокий вдох. – Ты сказал, что этого Колю выкинут с работы и поставят тебя вместо него?

– Да, – подтвердил Владислав.

– Ты понимаешь, что твоя замечательная пассия оказала тебе неоценимую услугу, показав своё истинное лицо и намеренья. И теперь она уходит от тебя к человеку, которого без двух минут исключили из вашей Партии?

– Да, – подтвердил Власов.

– Ты понимаешь, что должен бегать и прыгать от счастья, а не ходить с кислой рожей и суицидальными мыслями, – съязвил Владислав.

Михаил сильно удивился, что не смог раньше осознать то, что донёс до него Владислав.

– Вот что. Давай я подниму тебе настроение. Комсомольцы уничтожили не всю мою выставку. Вернее почти всю кроме самой мякотки. Самой крутой работы. Сейчас.

Он ушел на пару минут, потом вернулся с пачкой фотографий.

– Это такая своеобразная подборка фотографий под общим названием: “Припадение президента к трупу России”, – с улыбкой он передал фотографии Власову. – Это нечто.

Михаил медленно рассматривал фотографии. На них Владислав в образе президента в очках и с бородкой, которая придавала ему интеллигентности, ползал по ровному пространству осенней земли с погибающей травой. Небо было серным, шел моросящий дождь. Владислав подползал к бледному трупу обнаженной худощавой девушки с торчащими из разорванного живота кишками. Лицо девушки скрывали темные волосы. Рыдая, он целовал её худые ноги, потом с глубоким выражением боли и страданий на лице он припадал к её кишкам. На фото была надпись.

СМОЖЕТ ЛИ ПРЕЗИДЕНТ НА КОЛЕНЯХ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЕ У УМИРАЮЩЕЙ СТРАНЫ ИЛИ ОН УМРЁТ ВМЕСТЕ С НЕЙ?

Власов расхохотался.

– Да. Не одни комсомольцы будут в восторге от этого креатива. Тут дело идет к двести восемьдесят второй статье. Экстремизьм, батенька.

– Так. Вот не надо каркать! У меня недавно товарища так выдворили из страны. Я черпал вдохновения из твоих бредовых сновидений.

– О, да.

Власов вернулся домой в приподнятом настроении, хотя был ещё зол на Петрова. Дома Власов продолжил осмыслять современную российскую культуру по средствам просмотра развлекательных передач для широких слоёв населения. Утром ему кто-то позвонил, Власов снял трубку. Его собеседник молчал.