– Ну, кажется, едут! – воскликнул князь Адам, отходя от окна и обращаясь к князю Александру, своему отцу, который сидел в глубине горницы за обеденным столом.

Князь Александр порывисто поднялся с кресла, хотел было подойти к окну, чтобы выглянуть наружу, но передумал, остановился рядом с сыном… Он оказался выше его ростом и стройнее сложён. Мужчиной он был видным, седовласым. Но и он тоже, заметно было, не отличался особенной физической силой, хотя и брал уроки фехтования на саблях у какого-то заезжего итальянца… «Драчун попался, ловкий, как сарацин! [3] » – говаривал обычно он об учителе. И в его словах сквозил пафос, что вот, мол, с каким приходится сражаться, не уступая ни в чём ему… Но князь Адам-то знал, что итальянец тот вгоняет его в пот, точно какого-то барбоса… Сейчас же он, князь Александр, приехал специально сюда из своего дальнего поместья. Князь Адам пригласил лишь его, да ещё Урсулу, урождённую пани Мнишек, супругу князя Константина, своего двоюродного брата. Поскольку дело, затеянное им вновь, было слишком деликатным, чтобы о нём знало много лиц, хотя бы и близких. Но дамы, Урсула и Александра, жена князя Адама, а также старая княгиня, сразу уединились на женской половине замка. И там они занялись детьми и разговорами о балах в Кракове, где князья Огинские, дальние родственники Вишневецких, стали устраивать их что-то уж больно часто… «И на какие же это доходы?! Откуда у них такие?»… Да, вот это мучило их больше всего, пожалуй, даже больше, чем судьба их родственников, затерявшихся где-то в далёкой Московии.

Тем временем повозка подкатила к замку и остановилась. И сразу заголосил, запел сигнальный рожок в руках пахолика.

– Иди встречай! – заторопил князь Адам своего дворецкого, затянутого в кафтан из зелёного сукна, с белыми оборками.

И тот, послушный слуга, наклонив голову, повернулся и вышел из горницы.

Князь Александр отошёл назад к столу и опустился в кресло.

А там, у входа в замок, перед гостями заскрипела и вверх поднялась дубовая решётка. Вторые ворота, в глубине проезжей башни, уже открыты и приглашали гостей войти. Повозка въехала на просторный двор и остановилась. И тут же с коней посыпались пахолики, распахнули у повозки дверцу и почтительно вытянулись.

Во дворе забегали, засуетились слуги Вишневецких вокруг повозки и коней.

Князь Адам вышел на галерею верхнего яруса замка и, когда из повозки вылез высокий ростом мужчина, махнул ему рукой и крикнул: «Поднимайся – не медли!»

Заметил он также, что из повозки выскочил ещё какой-то мужчина в длинном плаще, укутанный в него до самых пят, и с чёрным капюшоном на голове, скрывающим его лицо. Он вернулся назад в горницу, прошёл к столу и сел в кресло напротив князя Александра. Взглянув на отца, он ответил с наигранно скучающим видом на его безмолвный вопрос: «Сейчас будут…» Хотя его подмывало вскочить и броситься навстречу гостям от желания что-нибудь делать, подтолкнуть, ускорить те планы, что сложились у него в голове.

Появились слуги, внесли ещё два обеденных прибора и поставили на стол. Затем они принесли закуску и вино. Серебряные кубки уже давно блестели позолотой на середине стола, подле массивных бронзовых канделябров.

Вошёл дворецкий, за ним порог горницы переступил тот самый высокий ростом мужчина. Это был полковник Николай Меховецкий. Следом появился и его спутник. Но тот, войдя, так и не снял с головы капюшон.

Князь Адам подал знак дворецкому. И тот вышел из горницы вместе со всеми слугами. Вот только после этого незнакомец откинул капюшон и капризно поморщился от солнечного света, вдруг ярко осветившего комнату через настежь распахнутые окна.

И Меховецкий, тот самый полковник Меховецкий, прослывший на польских землях грубияном, а проще говоря, нахалом и смельчаком, как-то странно, предупредительно и быстро, подскочил к окну и закрыл его. Но лучи солнца пробились всё же сквозь цветные витражи, и комната заиграла причудливыми красками, и в ней стало интимно, словно на тайной сходке заговорщиков.

Теперь незнакомец снял и плащ, небрежно бросил его на спинку кресла.

– Господа, прошу, садитесь! – пригласил князь Адам полковника и его спутника за стол, когда они неуклюже, но всё же поздоровались за руку друг с другом. Затем он хлопнул в ладоши, и в горницу вошёл всё тот же зелёный кафтан, его слуга.

Дворецкий налил всем вина, отступил в сторону и вытянулся, готовый и дальше услужить по первому знаку хозяина.

Князь Александр переглянулся с сыном, сделал жест рукой, мол, я начну, и обратился к гостям.

– Господа, вы знаете зачем мы собрались, – повёл он плавно холёным торсом в их сторону. – Поэтому, не откладывая, сразу приступим к делу… Извольте, кто начнёт?.. Господа, господа! – повысил он голос, чтобы привлечь внимание гостей, когда незнакомец стал бесцеремонно и шумно придвигать своё кресло ближе к столу и потянулся рукой к закуске.

Но всё те же лучи света просочились через неплотно прикрытое окно и упали на лицо незнакомца, невыразительное и серое, с мясистым носом и крупным подбородком, прошлись по нему, не отразив ничего в его больших, навыкате, глазах. И он с чего-то передумал, оставил закуску в покое, хотя и продолжал всё так же шарить голодным взглядом по столу.

Старый князь неодобрительно кашлянул… «Не затем же его пригласили, чтобы кормить, да ещё развлекать беседой!» – с возмущением подумал он.

И чтобы разговорить незнакомца, он обратился к нему.

– Пан Иван, кажется, не так ли? – спросил он его.

Незнакомец же, взяв без приглашения кубок вина, что стоял перед ним, выпил, закивал головой: «Нет, нет!.. Матвей! Можно просто – Матюшка!» Затем он принялся за курицу, которую придвинул к нему дворецкий. Раздирая её грязными руками на куски, он стал заталкивать их в рот и задвигал челюстью так, будто нарочно хотел шокировать своими манерами хозяев замка. Заметив, что добился этого, он промычал зачем-то: «Ага!.. Ага!» – и раскрыл ещё шире свои и так большие глаза.