Тремя годами ранее.

— Матушка Стенали, суп сварен, мы готовы разливать ваши вкусности по тарелкам, — я радостно хлопочу вокруг огромного чана с ароматными запахами овощного супа. На просторной церковной кухне нечасто пахнет столь вкусно.

Матушка Стенали ходит вокруг, пересчитывая пустые тарелки и столовые приборы. Сегодня на наш благотворительный обед должно прийти много нуждающихся, ведь об этом мероприятии даже написали в местной газете. Поэтому сестры с утра на кухне резали, чистили, мыли, приносили в плетеных корзинках овощи и снова резали, чистили и мыли. А я закидывала все в огромную кастрюлю и пыталась сделать так, чтоб было вкусно.

— Ох, Джессика, девочка моя! — она почти по-матерински обнимает меня свободной рукой. — Я так рада, что ты о нас не забываешь! Господь тебе в помощь!

— Как можно забыть о том, кто меня вырастил? — целую ее в лоб, обрамленный седыми волосами, выбивающимися из-под платка. — Я чту своих родителей.

Матушка отстранилась от меня, словно проверяя, не щучу ли я. Ведь моих родителей никто не знал. Меня подбросили в церковный приют в возрасте одного месяца. Поэтому я полноправно могу назвать сестер своими матерями. Матушка Стенали всегда была ко мне добра, хоть приютская жизнь и была далека от идеала.

В церковном приюте не оказываются хорошие дети. Не оказываются любимые и желанные. Под массивные двери церкви подбрасывают ненужных, нелюбимых, лишних детей. И как бы сестры не пытались заложить в беспокойные умы сирот праведные заповеди и молитвы, дети есть дети. И ни бывают очень жестокими.

— Еще раз спасибо, моя дорогая.

— Вы же знаете, роднее вас у меня никого нет. Вы помогли мне вырасти, заботились обо мне. Теперь я забочусь о вас. Это мой долг, я не могу иначе.

— Но у тебя же завтра смена, девочка моя! Ты, должно быть, сильно устаешь.

— Ничего страшного, я же не до утра тут буду, — хочется заверить матушку, что все отлично, чтобы она лишний раз не переживала. — Помогу и пойду домой.

— Ты всегда была готова помочь! Прямо как в детстве — покладистая и молчаливая, — матушка Стенали неоднозначно подмигивает.

Меня никто не любил, кроме сестер и матушки Стенали. Я постоянно спрашивала себя, что заставило мою мать отказаться от своего ребенка. Бесчисленные бессонные ночи, проведенные в попытке простить ее. Простить себя за то, что стала ненужным ребенком.

Огромной любви к Богу сестры привить мне так и не смогли, как ни старались. Нет, я верила, что где-то там за облаками сидит верховный разум, но положиться на него не могла. Этому тоже приют научил— каждый сам за себя. Хочешь — можешь искать защиты у Бога, у старших. Искать покоя, терпения и смирения. Не получается — защищай себя сама. У меня это получалось всегда плохо. Моли, девушка на три года старше меня, с большими руками и коротко стриженными волосами, часто приходила избить меня, просто потому, что я была слабее. Как бы я не пыталась дать сдачи, как бы я не плакала, как бы не умоляла помочь, все оставались глухи. Церковные стены слышали за свой век очень много криков о помощи.

— Пора начинать. Бог нам в помощь! Я видела у дверей уже первых нуждающихся! — матушка Стенали засеменила мимо широкого стола к выходу из кухни, еще раз окинув взглядом горы пустых тарелок. — Можешь начинать разливать супчик!

— Надеюсь, он всем понравится, — отзываюсь ей в след.

— Я уверенна в этом.

В просторной обеденной комнате утром ранее сестры расставили длинные столы, за которыми уже начали собираться первые нуждающиеся. Потерянные, одинокие и голодные люди. Не мне их судить. Я сама могла вырасти такой.

Наполненные супом тарелки выносились одна за одной. Сестра Тереза принесла корзину со свежим хлебом, аромат которого сразу заполнил всю комнату, заставляя живот урчать от аппетита.

— Спасибо, девчата, — промямлил беззубый седой мужчина в рваной коричневой куртке.

— Называйте нас сестры, — коротко заметила матушка Стенали, раскладывая ложки вокруг тарелок.

— Простите, сестра, — он схватил ложку и принялся поедать суп с таким аппетитом, что я невольно задумалась, сколько же он голодал.

С каждой минутой народа становилось все больше. Мы начали в серьез опасаться, что еще немного, и места не хватит. Как и супа.

— Надо срочно сварить еще кастрюлю, — шепнула мне послушница Адель. — На всех не хватит.

— Конечно, сейчас займусь, — я на секунду прикрыла глаза, понимая, что домой пойду еще очень не скоро.

Прибывающих было все больше, мы старались все усадить, обеспечить тарелкой овощного супа и куском хлеба. Сестра Адель разливала в пластиковые стаканы заваренный черный чай.