Измененный истошно завизжал, затрепыхался в каменных объятиях. Хельт, стоящий на камнях, оскалил зубы и занес топор.

— Сас! — выкрикнула большуха. И разразилась длинной речью.

Две большухи из других родов выслушали и закричали тоже. Хельт-малах стоял с занесенным топором и не шевелился.

— О чем они спорят? — спросил Альрик жреца, который по-прежнему повсюду следовал за большухами.

— Сине-белая большуха не согласна с тем, чтобы сафа убил тот хельт. Он получит много силы, и его род станет слишком могучим.

— А другие?

— Другие тоже не хотят давать так много силы другим родам. Тут всего два хельта, и их рода уже довольно сильны.

— Так почему б не отдать хускарлу?

— Они как раз до этого дошли. Считают, что хускарл получит так много силы, что может стать сафа. А сердец у них нет.

— А этот? — влез и я. — Разве сердце измененного не подойдет?

И жрец, и Альрик взглянули на меня с отвращением.

— Это не совсем тварь, — пояснил хёвдинг. — Это все же был человек. А есть сердце человека мерзко.

Я подумал и согласился. Кто знает, как подействует сердце измененного? Не хотелось бы из-за такой глупости превратиться во что-то подобное.

Тем временем тварь ерзала под камнями, сдвигала их, сбрасывала один за другим. Сумела вытащить руку целиком, хоть и изрядно изувеченную, и малахи сразу же отрубили ее по самое плечо. Но тянуть долго не стоило. Рано или поздно тварь вырвется из-под камней. Да, она будет не столь опасна, да вот только ноги-то у нее целы.

А вообще я б на месте хельта рубанул. И что ему потом смогут сделать большухи? Побьют? Отругают? Зато руны уже будут его. И роду почет, и ему хорошо.

Бабы… Им лишь бы языками почесать.

Альрик со жрецом отошли к большухам и о чем-то с ними спорили. Беззащитный говорил спокойно, а малахи — громко и возмущенно. Потом к ним подошел Полузубый, и спор быстро утих.

Хёвдинг вернулся ко мне, хлопнул по плечу и сказал:

— В первый раз в жизни делаю что-то столь необдуманное. Коли что, так хирд примешь ты.

И в два прыжка заскочил на кучу, вытащил меч и вогнал прямо в пасть твари. Выдернул и воткнул еще раз. А потом сверху вниз — в темя.

Я оглянулся. Наши стояли, разинув рты. Малахи-мужчины обрушились на большух с возмущением. Старухи вяло отмахивались от них и не спускали глаз с Альрика. Одна что-то прокаркала, и хельт, что торчал возле хёвдинга, переменил позу, как будто хотел убить его.

Восьмая руна. Девятая. Десятая…

Заполыхало чужой силой.

Если подымется еще на шаг, Альрика убьют. Прямо здесь, на камнях.

Вот о чем говорил Беззащитный!

Десятая руна. Почти хельт.

Альрик еще немного постоял на завале, подождал, а потом спрыгнул к нам.

— Хорошо, что я за зиму ни единой твари не убил. Вот как знал, — ухмыляясь, сказал он.

А я с разочарованием хлопнул себя по бедру.

— Чего ж прямо не сказал? Надо было мне его убить! С шестой руны я бы точно до десятой не прыгнул.

— Ага. И как бы я тебя тогда в узде держал?

Хёвдинг аж светился от счастья. Еще бы! Одним махом на три руны.

— И малахи так тебе и позволили убить тварь?

— Ни одна большуха не хотела усиления другого рода, — сказал жрец. — Раньше хотели отдать сафа хельту из Буролицых, там слабый род, и один мощный воин не изменил бы ничего. Но он погиб. А эти два хельта из сильных родов, им отдавать нельзя. Потому согласились отдать смерть чужаку. И если бы он шагнул выше, его бы убили там же. Таков был уговор. Но зря ты пошел на это, норд. Я видел воинов, которые, будучи на вторых небесах, не смогли удержаться и шагнули во тьму.

Не сразу, но я понял, что сказал жрец. Значит, некоторые уже на десятой руне становятся Измененными? И только боги знают, почему так происходит?

Хельт отчекрыжил твари голову и спустился, держа ее за длинные волосы.

Большухи снова заговорили, и жрец, как всегда, передал их слова.

— В честь такой доблестной битвы малахи устраивают пиршество и приглашают нас всех. Там же будет заключен союз.

— Как звали ту женщину? — перебил его я.

— Какую?

— Которая последняя вела за собой измененного. Которая осталась под завалом вместе с ним.

Жрец поговорил с малахами.

— Ее звали Рэнид из рода Красно-синих. Все ее дети умирали до получения благодати, потому она осталась пустыхой.

Одна большуха внимательно посмотрела на меня и сказала что-то еще.

— Она встанет возле Фомрира, — сказал я.

— Ее душа сольется с Праматерью и станет беречь свой род, — одновременно со мной перевел слова большухи жрец.

— Что за Праматерь еще?

— Я не понял до конца, во что верят малахи. Знаю лишь, что во главе всего стоит некая богиня, которую они зовут Праматерью, и от нее началось всё сущее: и мир, и люди, и твари.