Она поморщилась при воспоминании. «Это означало, что я не могла рисковать и идти туда, где было много людей. Запах их крови был бы ошеломляющим, и я могла бы просто напасть на кого-то. Мне нужно было найти кого-то одинокого. Итак, я спустилась к берегу, надеясь найти одинокого рыбака или кого-нибудь, гуляющего по пляжу при лунном свете. Туризма тогда не было», — добавила она. «Это был 1826 год. Мы были под гаитянской оккупацией, которая вызвала много потрясений, но все же тогда было безопаснее ходить по ночам, чем сейчас. Ну, в основном, — честно добавила она, потому что солдаты были проблемой. Гаити не могли должным образом снабдить своих солдат, поэтому мужчины воровали еду и припасы, в которых они нуждались у местных. Они называли это реквизицией или конфискацией, но это было воровство.

Еда и припасы — это не все, что солдаты брали без разрешения. В этот период родилось много полугаитянских младенцев. Хотя в то время Ильдария была в относительном неведении обо всем этом. Она и ее бабушка были в безопасности. Она предположила, что это было как-то связано с сеньоритой Аной. Она всегда защищала свой народ.

Ильдария повернулась, чтобы посмотреть на часы на плите, а затем открыла дверь, чтобы проверить кексы. Решив, что им нужна еще пара минут, она закрыла дверь и продолжила. «В конце концов я нашла кого-то, но это заняло некоторое время, и мне действительно нужно было больше крови, чем мог безопасно дать один донор. К счастью, этот первый мужчина настолько облегчил мою потребность, что я подумала, что могу снова безопасно находиться среди толпы, поэтому я решила вернуться к своей бабушке и поискать кого-нибудь, чтобы поесть по пути. Тем не менее, к тому времени, как я приблизилась к дому моей бабушки, прошло больше часа с тех пор, как я покинула дом сеньориты Аны.

Она ненадолго замолчала, вспомнив момент, когда в поле зрения появился дом ее бабушки. «Хуан и Ана были там. Они спорили перед домом моей бабушки. Я не могла расслышать всего, но уловила достаточно, чтобы понять, что сеньорита Ана хочет задать мне вопросы. Хуан хотел, чтобы она пошла домой и оставила меня ему. Я была его «проблемой сейчас», сказал он».

Она поморщилась. «В конце концов сеньориту Ану уговорили уйти и позволить ему разобраться со мной, а Хуан отправился в дом моей бабушки».

Ильдария закусила губу, вспомнив свой страх в тот момент. Она боялась за свою Abuela, боялась, что Хуан выместит свою ярость из-за того, что она его покалечила, на доброй старушке. Но он не задержался надолго. «Хуан пробыл внутри всего двадцать, может быть, тридцать минут. Когда он вышел, моя бабуля сопровождала его. Они подошли к его лошади, болтая, как старые друзья. И она счастливо улыбалась, как будто он подарил ей что-то чудесное. Она также пообещала Хуану, что свяжется с ним, как только я вернусь домой».

— Контроль над разумом? — сразу спросил Джи Джи.

— Не знаю, — несчастно выдохнула Ильдария. «Может быть, а может быть, он просто солгал и сказал, что беспокоится о моем благополучии и хочет помочь. Она понятия не имела, что он был тем бессмертным, который напал и стал причиной моего оборота, — указала она. «Но это не имело значения. Хуан оставил четверых мужчин присматривать за домом моей бабушки на случай, если я вернусь. Я подозреваю, что они были бессмертны, Силовики. На утро пришли еще шесть бессмертных, четверо, чтобы сменить мужчин, охраняющих дом, и двое, которые следовали на расстоянии, когда моя бабуля шла на работу и обратно. Я не могла подойти к ней, — сказала она, вспоминая беспомощность и разочарование.

«В конце концов, мне пришлось сдаться. Я написала ей записку, что вспомнила, что произошло и кто напал на меня. Что я ранила нападавшего, защищаясь, и случайно инициировалась. Я сказала ей, что очень сильно ее люблю, но боюсь возмездия и вынуждена бежать, чтобы защитить ее и себя. Затем я передала записку старой подруге моей бабушки, чтобы она передала ей».

«И больше никогда ее не видела», — сказал он с грустью в голосе.

Чувствуя, как слезы щиплют глаза, Ильдария отвернулась, чтобы взять кухонное полотенце, которое она оставила аккуратно сложенным на прилавке. Используя его как импровизированную прихватку, она открыла духовку и достала кексы. Они были золотисто-коричневого цвета и восхитительно пахли, но она потеряла аппетит. Тем не менее она поставила их на плиту, чтобы они немного остыли, а затем принесла тарелки, ножи и масло.

— Сожалею, Ильдария. Ты потеряла все. Должно быть, это было похоже на конец света», — мягко сказал Джи Джи.

Ильдария пожала плечами и поставила перед ним предметы, которые собрала на острове. Она не собиралась жалеть себя. Она никогда этого не делала и пробормотала: «Я сама виновата. Очевидно, я не научилась на ошибках моей матери. Я взбунтовалась и пошла в бар».

— Черт побери, не говорите мне, что последние двести лет ты винила во всем этом себя? — воскликнул он с тревогой.

— Если бы я не пошла в бар и не выпила…

— Если бы твоя мать не была шлюхой-алкоголичкой, прыгающей из одной кровати в другую, — перебил он, заставив ее замолчать, и продолжил. — Или если бы ее последний бойфренд не приставал к тебе и не убил ее. Или если бы Хуан спас тебя и проводил до дома, а не сам изнасиловал тебя… — Он сделал паузу, глядя на нее. «Вот что ты должна говорить. Ты ни в чем не виновата, ты просто пошла с друзьями в бар, где за тобой должен был присматривать старший брат твоей подруги, ты сделала то, что в какой-то момент делает каждый ребенок, а ты была ребенком. — твердо напомнил он ей. — Ты была четырнадцатилетней девочкой. Ребенок, а тебе было всего четыре, когда к тебе впервые приставали. Ты тоже винишь себя в этом?»