Петриченко, избранный председателем собрания, был, похоже, настроен миролюбиво. Первое слово он предоставил комиссару Балтфлота Николаю Кузьмину. Повестка дня была одна — перевыборы Кронштадтского совета. Но Кузьмин, как и на вчерашнем митинге, повел речь по обычному «фарватеру» — о том, что народ России под руководством большевицкой партии сбросил гнет царизма и буржуазии… карающий меч советской власти сломил сопротивление… но свергнутые классы плетут заговоры… нужна большая бдительность… нет у партии ничего важнее, чем интересы освобожденного пролетариата и трудового крестьянства…

— Хватит! — раздались выкрики из зала. — Надоело!

— У вас главный интерес — свою власть держать!

Комиссар Кузьмин рассердился:

— Только несознательные люди могут обвинять большевиков! Ни одна партия не имеет столько жертв, столько пролитой крови…

— Столько расстрелов в подвалах Чека! — крикнул кто-то из глубины зала.

— Товарищи! — воззвал Петриченко из президиума. — Тихо! Прошу поспокойней!

А Кузьмин:

— Да, революция должна защищаться от контры! Мы не можем сидеть сложа руки и чаи попивать! Большевики не откажутся от власти! Любая попытка отстранить нас означает лишь одно — прольется кровь!

Тут зал будто взорвался от возмущенных криков:

— Сколько еще крови вам нужно?.. Россия кровью захлебнулась!.. Долой комиссародержавие!..

Кузьмин побагровел, закашлялся. Надвинув на густые брови фуражку, сошел со сцены и сел в первом ряду.

Председатель Кронсовета Васильев поддержал Кузьмина:

— Да вы что, братцы? Против кого кричите? Матросы завсегда были за советскую власть…

— Были и остались!

— Даешь перевыборы!

Васильев пытался договорить, обещал, что, как только позволит текущая обстановка, выборы Совета будут…

Тут в зал вбежал матрос из вооруженной стражи и заорал сумасшедшим голосом:

— Полундра! На улице отряд с пулеметами! Вас арестовать идут! — и закончил яростным матюгом.

Делегаты бросились к окнам и увидели: верно! Шел по Июльской вооруженный отряд, серые шинели и буденовки, винтовки за плечами, у кого сапоги, а у кого обмотки.

— Бойцы Особого отдела! — узнал кто-то командира отряда.

Зал бушевал. Петриченко кричал, надсаживаясь, что у входа выставлена охрана, она не допустит…

— Разоружить Особотдел! — орали делегаты. — Отстранить комиссаров! Арестовать Кузьмина!

— Не имеете права! — кричал Кузьмин, вскочив, его бритое лицо пылало. — Я не вызывал особистов!

— Арестовать, арестовать!

— Тихо! Тихо, товарищи! — пытался Петриченко успокоить собрание. — Послушайте, есть предложение — выбрать революционный комитет! Передать ему власть! Кто за?

Взметнулись кверху руки. Так появился в Кронштадте Временный революционный комитет из пяти человек — тут долго не думали, кто сидел в президиуме собрания, тех и избрали в ревком. А Степана Петриченко — председателем.

Кузьмина и Васильева арестовали.

Так получилось, что Терентия Кузнецова понесло в мощном потоке событий. Он был на делегатском собрании 2 марта и голосовал за передачу власти ревкому. Следующим днем Терентий и еще два военмора-петропавловца, по заданию ревкома, отправились на форт Тотлебен — знакомить артиллеристов с резолюцией, принятой гарнизоном крепости, а также с первыми распоряжениями ревкома. «Петроград нас поддержит!» — уверенно отвечали на вопросы.

4 марта снова состоялось делегатское собрание. Петриченко доложил, что в Питере власть «сильно обозлилась» — арестовали парламентеров, отправленных, чтобы разъяснить петроградскому Совету и рабочим, «что деется в Кронштадте и чего мы хотим».

— Не хотят переговоров с нами, — сказал Петриченко. — Угрожают. По радио получили ульту… ультиматум за подписью Троцкого. Требуют сложить оружие и сдаться. Иначе будет разгром вооруженной рукой. Нас Троцкий обзывает «белогвардейскими мятежниками».

Тут зашумело собрание:

— Не сдаваться!.. У нас на кораблях и на фортах пушек много!.. Это почему «мятежники»?.. Почему «белогвардейцы»?..

— Тихо! — крикнул Петриченко. — Докладываю делегатам. Ввиду поступивших угроз мы решили обратиться в штаб крепости. Там военспецы, они могут, если потребуется, оказать нам помощь — организовать оборону Кронштадта. Как решим данный вопрос?

Опять зашумели.

— Чего их просить? — заорал небритый, квадратный в плечах, военмор. Они ж бывшие офицерa! Мы чего — сами не сделаем оборону?

Терентий знал этого крикуна — матроса с «Севастополя», тоже, как и он, гальванёра. Выпивали они однажды в кабаке на Сайдашной улице, тот матрос и там кричал — ругал Раскольникова, что он со своей бабой каждый день из трех блюд обедает, «жареного гуся шамают, а нам»… ну, известно что.

А Зиновий Бруль, сидевший рядом с Терентием, гаркнул: