Роберт заторможено кивнул, все еще находясь под впечатлением новостей, а фрау Габриэлла нацедила спирта в освободившийся стакан, который вложила сыну в руку.

— Пей! — чуть ли не в приказном порядке заявила она.

И Роберт, слушая мать краем уха, и явно не обратив внимание, что она там ему подсунула, махом влил содержимое стакана себе в глотку.

— А-гха! — закашлялся он, когда неразведенный спирт опалил ему глотку. — Гха-гха-гха! — не переставая кашлять, со свистом втягивал он в себя воздух.

— Успокоился, мой мальчик? — вкрадчиво осведомилась фрау Габриэлла, милостиво подвигая к нему тарелку с квашенной капустой. — Закуси скорее, сыночек!

Даже не знаю, хотел бы я такую безбашенную бабку себе в матери, или ну его нафиг-нафиг? Я взглянул на Робку, жадно пожирающего капусту прямо из миски, словно свин помои. И плевать на высокое звание оберфюрера, когда мать заругает. Нет, Габриэлловна явно наш человек, вона, как быстро Робку взбодрила и в норму привела.

Робка дожевал капусту, выпил через край остаток рассола и облегченно выдохнул:

— Успокоился, мама… До сих пор не понимаю, как это у тебя получается?

— Так я ж мать! — гордо заявила старуха, подвигая сыну свою, так и не тронутую миску с кашей. — Давай, поешь вот — еще легче станет!

На этот раз Робка беспрекословно навалился на кашу, гремя оловянной ложкой по оловянной чашке. Настроение, как и аппетит был возвращен мамой, ну и небольшой дозой медицинского спирта в надлежащую форму. Мы же с командиром внешне молча и лениво наблюдали за насыщением Хартмана, а вот на нашем «внутреннем уровне» кипели настоящие страсти.

— Командир, что делать будем? Вот он — шанс! Он нам сам в руки пришел, а я так бездарно облажался…

— Мы облажались, Хоттабыч, мы! — заявил командир, пытаясь хоть каким-то Макаром меня приободрить. — А по-другому мы бы просто сдохли! Ты об этом почаще вспоминай, чтобы в панику не впадать.

— Я и не впадаю… просто обидно как-то стало… ведь одним махом можно было придавить сученыша! И всю его кодлу поганую, кто бы рядом оказался.

— Совсем Источник не работает? — еще раз уточнил Головин.

— Совсем не работает, командир — ни капли в Резерв не упало! Можно, конечно попробовать Прану в Ману пережигать, но сколько там её будет?

— Не густо получится, — согласился Александр Дмитриевич, зная примерное «грабительское» соотношение превода Жизненной Энергии в Магическую, — даже если мы все Пронотрансфузеры по округе соберем и тебя от них запитаем. Нужен Накопитель большой мощности. Только, думается мне, мы такой не раздобудем…

— Ничего, Петрович, будем импровизировать, — схохмил я, пытаясь хоть как-то привести себя в норму.

— То есть ты от аудиенции у Гитлера не отказываешься? — хохотнул Головин.

— Смеешься, командир? Мы столько к этому шли, чтобы на финише съехать? Не-ее, хочу взглянуть в глаза этой гниде и, хотя бы, в харю его мерзкую плюнуть! А лучше до того момента с моим Источником разобраться…

— Если бы все так легко было, — с горечью произнес командир, — но пытаться восстановить твой Источник будем обязательно...

Когда мы закончили мысленное обсуждение дальнейших этапов терпящей крах операции и вернулись к реальности, Робка уже доел кашу и попивал чаек, принесенный все тем же толстопузым поваром-немцем.

— Эй, любезный! — окликнул я фрица. — Нам тоже чая принеси! И покрепче!

Стоило лишь заикнуться — и парящие кружки с чаем стояли напротив каждого сидевшего за столом. А помимо этого поваренок притащил еще и свежую выпечку! И как они, сука, это делают? Я тут же ухватил еще пышущую жаром булочку и вонзил в нее зубы. Твою мать, незабываемые ощущения свежей хрустящей выпечки на зубах! Кто его знает, может наслаждаюсь в последний раз? На приеме у Алоизыча могут и не угощать таким вот чудом…

Так что надо натрескаться этой свежей выпечки вволю, чтобы потом не жалеть об упущенных возможностях. Я вспомнил, как в последний день своей жизни в родном мире выперся на улицу в кои-то веки именно за свежей выпечкой. И ведь вроде совсем недавно все это произошло, а как еще одну жизнь прожил. Жалко будет, если в этот раз бл.дское отродье раздавить не удастся. Ведь это сколько жизней спасти можно, как с нашей, так и с немецкой стороны! Ведь и среди немцев нормальные люди есть, вон, как Робка с Габриэлловной.