– Да я вижу, что он хороший, – краснея, сказала Снегирева.

– И что, все равно своего Игоря любишь?

– Нет, – замотала головой девушка, – не люблю. Просто Валентин, он же на этот шаг из благородства решился, ну и еще потому, что ему меня жалко стало. Понимаете? Вот если бы он меня без всякого ребенка полюбил…

– Ну так нет же никакого ребенка! – не выдержала Лиля Леонидовна. – Кому ты голову-то морочишь!

– Так Валентин же еще об этом не знает, – гнула свое Снегирева. – А вдруг он, когда узнает, сразу потеряет ко мне интерес?

– Ой, ну вас! – замахала руками Лиля Леонидовна. – Разбирайтесь сами. Только одно я тебе скажу на прощанье: таких, как наш Валик, на свете немного…

– Я знаю, – опустила глаза Снегирева.

Весь вечер они гуляли по городу. Валентин вел себя на редкость тихо, говорил мало, казалось, его мучит какая-то мысль, озвучить которую он не решается.

– А мне жаль, что все так вышло, – сказал парень, когда они остановились возле подъезда Снегиревой. – Получается, что теперь ты и без меня проживешь…

– Валь, я все равно никогда не смогла бы принять твое предложение. Понимаешь? – Она старалась не встречаться с Валентином взглядом, потому что боялась, что он увидит выступившие на ее глазах слезы.

– Я это давно понял, не дурак. – Валентин вытер нос рукавом левой руки. – Послушай… – Он сглотнул слюну, потом прерывисто вздохнул и, глядя себе под ноги, спросил: – Это потому, что я тебе совсем не нравлюсь?

– Нет, – тихо произнесла Снегирева. – Наоборот.

– Как это?

– Потому что ты мне очень нравишься, – сказала она.

– И ты мне тоже нравишься, – поднял голову Валентин. В следующую секунду его губы расплылись в добродушной улыбке. – Очень нравишься…

Галина украдкой вытерла слезы.

– Слушай, а тебе не кажется, что мы… как бы это сказать? Слегка перемудрили, – покачала головой девушка. – Прямо достоевщина какая-то. Нет, ты не подумай, я Достоевского уважаю… Но получается ерунда какая-то. Она не могла принять его дружбу, потому что думала, что не нравится ему и что он идет ради нее на такие жертвы исключительно из благородства души. Он же думал, что она отвергает его, потому что он ей не нравится и его обществу она предпочитает одиночество. А на самом деле они друг другу очень нравились, только не могли в это поверить…

– Ну да, – засмеялся Валентин. – И правда, бред сумасшедшего.

– А пойдем ко мне? – неожиданно предложила Снегирева.

– Так ведь там твоя мама. – Валентин недоверчиво покосился на ее окна.

– Вот и замечательно! – потянула его за рукав Галина. – Познакомишься с будущей тещей!

– Не смешно, – обиженно буркнул Валентин.

– А кто сказал, что это шутка?

Телефон зазвонил, когда Валентин уже стоял в прихожей, натягивая куртку. Он так понравился Марине Николаевне, что она, положив в пакет два яблока и грушу, настойчиво предлагала:

– Возьми, Валь, тебе сейчас нужны витамины, а то кости неправильно срастутся… Галь, подойди к телефону. – Она посмотрела на дочь.

Пройдя в комнату, та плотно прикрыла за собой дверь. До Марины Николаевны и Валентина доносился лишь ее голос, слов разобрать они не могли, да и не вслушивались особо, занятые беседой.

– А когда тебе гипс снимут? – поинтересовалась женщина, засовывая в его рюкзак пакет с фруктами.

– Недели через полторы…

– А рука под гипсом не болит? – Марина Николаевна участливо заглянула в глаза Валентина.

– Не-а, – замотал головой тот. – Только чешется…

Дверь комнаты распахнулась, Валентин посмотрел на Галю. Та отвела взгляд и предложила:

– Пойдем, я провожу тебя до лифта.

– До свидания, – сказал он, обращаясь к Марине Николаевне.

– До свидания, Валя… Приходи к нам еще…

– Обязательно, – широко улыбнулся парень.

– Игорь звонил, – сообщила Снегирева, когда они, захлопнув дверь, вышли на лестничную площадку.

– Я понял, – сказал тот. – Посмотрел на тебя и сразу все понял.

– Беспокоится, что я у него сумку забыла, а в ней мобильник, – криво усмехнулась девушка. – Ну и вообще, говорит, что беспокоится обо мне.

– И что ты ему ответила? – Валентин напряженно вглядывался в ее лицо.

– А ничего, – махнула рукой Снегирева. – Сказала, что пошутила насчет… ну… – И снова предательские слезы подступили к самому горлу. Девушка тряхнула волосами. – А он… Он представляешь… В общем, он сказал, что так и знал, что это была проверка на вшивость…

Снегирева рассмеялась. Но то был какой-то нехороший смех, нервный, если не злой.