«Она сдохнет, Апокрис!» – снова из-за часов, уже спокойно тикающих, прозвучал неприятный голос. – «А на что ей надеяться? Так будет лучше для мелкой, орущей, ходящей под себя, мерзости!»

Ещё до появления часов этот голос, внутренний, проявлялся… Он порочил всё, что вызывало восхищение или любовь; обещал погибель всем, кто дорог. И хоть раз ошибся ли? Друга застрелили в рентарской компании, отец на самом деле умер в некотором роде – нельзя его называть живым разумом, это скорее оболочка с бутылкой алкоголя и жаждой втоптать все интересы или труды родного сына в грязь.

Даже религия, образ некоего Бога… Апокрис перестал верить в сказки о загробных благах, пусть и были бы они реальны – в какой-то момент выпал снег, иней покрыл надежды и мечты холодом безразличия…

Но голос… Раньше он звучал в голове, а не из-за угла или за укрытием винтажного хлама. Есть лишь один способ унять его, но… Парень не хочет становиться похожим на своего “папеньку” – лучше болезненная трезвость, нежели упокоенное пьянство.

Во входную дверь постучали. Тяжелым, злым кулаком… Снова сотряслись окна, воображение нарисовало на них паутину трещин, и мелькнул красный луч.

– Кто такие? – рыком, сам того не замечая, прошептал Апокрис.

Глянул в проем для ключей. Смешно… Дверца старенькая, сам парень её неуклюжим движением сорвет с петель! Но те два бугая не могут вынести? Стоит ли открывать? Там, в гостиной, маленький лучик счастья сопит носиком. Всхрапывает, дернув ножкой под одеялком…

– Ты Апокрис? – едва отворилась преграда, здоровый мужчина в плаще взял хозяина дома за грудки. – Ну… Мы тебе ноги пришли ломать!

– Я просил ростовщика отстрочить… Даже с большим процентом! Ну не могу я выплатить, никак! Пожалуйста…

– Верих, давай! – с крыльца Апокриса швырнули второму здоровяку. – Не знаю, там, лицо ему разбей?

Схватили за волосы, ударили носом о ступеньку крыльца. Наступили на подколенный сгиб и подняли взором к первому. Мужчина плюнул Апокрису в лицо, выхватил дешевый нож. Куплен на рынке, из “стали-пластилина”…

– Ну-с? Пластическую хирургию не желаем? – здоровяк, он просто огромный для нерокантца, большим и указательным пальцем взял жертву за подбородок.

Из дома раздался детский плач. Маленькой кошмарик приснился… А бугаи тут же обратили внимание, вошли в дом.

«Они этого хотят, Апокрис… Жизнь коллектора коротка, укрась же пустую их бренность последним этюдом!» – опять голос, пробирающий всё нутро до костей, нервных окончаний и подкожного некроза.

– Я всё отдам! Завтра утром, после работы! – парень взмолился, увидев беззащитную нежность на руках палача. – Оставьте… Молю, заберите всё, что в доме найдете! А деньги завтра… У меня антиквар есть. Не очень ценный, но редкий!

…копошение. Малютку ничто не отвлекает от сна, укачанную на отцовских руках. Из дома выносят что-то тяжелое, какие-то бестолковые побрякушки. Серьги жены, фамильное кольцо от прабабушки, здоровенный телеграф – он нужен был раньше, с франчайзи связываться. Всё унесли, что только не приколочено. Кроме злосчастных часов.

Пора и на работу собираться. Отмыв кровь с рукава, замотав дорогой нож в случайные тряпки, Апокрис посмотрелся в зеркало. Да, можно выходить… Крахмала б на рубашку, но перед кем красоваться? Уборщиком-то в захудалом театре?

Зеркало… Апокрис ненавидел зеркала. Всегда в них есть что-то темное, видно порванный рукав свадебного платья где-то за отражением: он то за окном, то во мгле неродившегося ужаса, то за маскировкой невидимых часов. Суставы пальцев кукольные, вместо кожи на ручке невесты – манящий фарфор, холодный и любимый; вдохновенный и пугающий.

Так и на работу можно опоздать… Ну и где она? Жена? Страшно малютку оставлять, но чем кормить её потом? Надо идти. Тут и думать нечего.

«Выброси нож дальше от дома. Запах… Тебе нравится, как и вкус. Выброси, он сводит меня с ума!» – не унимается голос.

Но чем дальше от дома, тем более глух внутренний антагонист. Почти не слышно.

Дорогое изделие… Красивое. Жаль даже отказываться! Но пришлось швырнуть в мусорное ведро при какой-то парикмахерской. Путь, правда, на пару километров длиннее стал – крюк большой надо было сделать. Прогуляться – всегда приятно.

– А тебе на работу не надо? – выплыл, чертов хрыч.

Худощавый, глаза выкатываются из орбит, хрен метр с кепкой бредет на встречу. Кроме отвращения, ненависти и желания, что тупой урод увидит в Апокрисе сына, ничего нет…

Уйди же… Нет желания, да ничем бессмысленный треп хорошим не закончится.

– Нормальную работу найди! Ну? – отец подошел, с презрением оглядел отпрыска в мятой рубашке. – Во что превратился? За тебя стыдно только перед всеми!

– От тебя перегаром таращит…